Детектор лжи

События на Дубровке еще долго будут стучать в сердце каждого россиянина. Много еще всплывет мелких и “незначительных” деталей, которые заставят взглянуть на трагедию под разными, порой взаимоисключающими точками зрения. Одну из таких точек в последнее время усиленно пытается навязать обществу непосредственный участник событий — депутат Госдумы Борис Немцов. Его видение ситуации достойно самого скрупулезного анализа. “Точка зрения по-немцовски” — своего рода детектор лжи, по которому каждый может определить, насколько он способен еще отличить зерна от плевел, черное от белого, сладкую ложь — от горькой правды.

Акт первый: “Белорусский вокзал”

Вообще у Бориса Ефимовича были другие планы на день захвата “Норд-Оста”. 23 октября СПСовский дуэт Немцов—Хакамада вылетел в Белоруссию — за очередным скандалом. Вспыльчивый и заводной, белорусский “батька” быстро поддался на провокацию и повел себя вполне предсказуемо.
...“Катапультировавшись” в “Шереметьево”, Борис Ефимович театрально вздернул руки к небесам: “Здравствуй, Россия!” В этот момент он напоминал Робинзона, вернувшегося на историческую родину после двадцатипятилетней командировки на необитаемые острова (хотя с момента вылета в Белоруссию прошло менее суток). Для пущей драматургии можно было бы рухнуть грудью на российскую бетонку и обильно окропить ее скупыми мужскими слезами...

Акт второй: “Немцов начал бегать...”

На следующий день состоялся захват заложников. Скомкав график выступлений, Немцов одним из первых примчался к месту трагедии. Здесь уже были Лужков, Политковская, Аслаханов, Кобзон... По словам Кобзона, для переговоров террористы из числа присутствующих попросили Немцова, Хакамаду и самого певца. Кандидатуру Лужкова они завернули с порога: московский мэр был им не нужен. Да и цену за свою голову, по меркам террористов, столичный градоначальник запросил немыслимую — находящихся в зале женщин и детей.

Кобзон сообщил директору ФСБ Патрушеву об утвержденных бандитами кандидатурах. Тот дал “добро”. Патрушевское “добро” стало для Немцова полной неожиданностью. Поход в ДК он предпринять не мог ни при каких обстоятельствах. Потому что приехал на Дубровку на самом деле для другого. Борис Ефимович прибыл на собственный пиар — рекламировать себя, любимого. По нотам был расписан “пиаровский” сценарий, заготовлены фразы... Дубровка, заложники, ДК — все это было фоном, массовкой, театральными декорациями, призванными оттенить обаяние актера первого плана.

Антракт

“Когда мы с Хакамадой шли в театральный центр, Немцов весь как-то сжался, вдруг начал бегать, хвататься за мобильный, потом замедлил шаги... — вспоминает Кобзон. — Не очень-то он стремился попасть в центр...”

Точку в метаниях Бориса Ефимовича поставил Кобзон. “Промедление смерти подобно, — отрезал он. — Сейчас они оскорбятся, что мы не идем, шлепнут кого-нибудь, и на нашей совести все это будет. Пойдем, Ирина, вдвоем”.

И они пошли. Вдвоем. Но Немцов не был бы Немцовым, если бы не оставил за собой последнее слово. “Да, принято решение, они вдвоем должны идти”, — с готовностью закивал он оперативникам. Всем своим видом Борис Ефимович напоминал человека, переживающего второе рождение. Правда, рекламная акция была безнадежно сорвана. Но зато и на заклание идти не пришлось. Все-таки сложная штука — большая политика...
“Поступил как настоящий джентльмен — женщину вперед пропустил”, — едко прошелся в тот момент Лужков по капитулянту.

Акт третий: “Я решаю все!”

Вообще-то Кобзон не хотел распространяться о том, что на самом деле случилось возле театрального центра. Подтолкнул его к этому опять же Немцов —своими заявлениями, в которых чуть ли не открытым текстом утверждал, что в действительности “все было не так, как на самом деле рассказывает Кобзон”. “Ведь не хотел говорить — вынудили!..” — с досадой прокомментировал эти эскапады Иосиф Давыдович.
“Немцов в центр так и не зашел, — продолжал певец. — Но, когда мы с Ириной Муцуовной вышли оттуда, набросился на нас с криками: “Срочно в Кремль!” Деваться было некуда — мы поехали в Кремль на моей машине. Уже в машине Немцов попросил у меня телефон Абу Бакара, одного из главарей банды. Свой телефон Абу Бакар на всякий случай дал мне в присутствии Хакамады. Мне было не жалко — я дал Немцову телефон. Он о чем-то долго-долго говорил с боевиками, кричал: “Я решаю все!” Все это происходило в присутствии моего водителя. Уже тогда я понял, что его никто не уполномочивал вести с боевиками никакие переговоры. Когда мы приехали в Кремль, мое убеждение укрепилось. Так что все свои переговоры Немцов вел уже после визита в ДК, в моей машине, а не до него, как он утверждает. И то лишь потому, что я дал ему телефон Абу Бакара... И это было уже после того, как он струсил, но до того, как он рассказал о “закрытом режиме” в СМИ. Постыдно и бесчестно, и как-то совсем уж не по-мужски...”

Акт четвертый. Шоу должно продолжаться...

После “жеста настоящего джентльмена” Немцов прочно выпал в осадок. Актер первого плана потерялся в театральных гримерках. Не появился он и тогда, когда заложников из ДК выносили все, кто оказался поблизости. Упущена была еще одна уникальная возможность пропиариться. Немцов с бесчувственным заложником на руках — как это было бы круто! Опять подвел инстинкт самосохранения. Во время штурма могло ведь и рвануть — надо было держаться от ДК подальше...

И пока еще “Норд-Ост” оставался на слуху, Борис Ефимович в третий раз лихорадочно переписывает сценарий. Выяснилось, что за время отсиживания на дальних подступах к месту событий у депутата накопился “гамбургский счет” к “столичным чиновникам, которые были ответственны за организацию неотложной медицинской помощи”. Оказывается, нерадивые чиновники “ждали, что придется иметь дело с трупами”. “Я понимаю, что если бы все это в чистом поле случилось, но в центре Москвы?!” — заходится в праведном гневе видный политик.

Если бы это случилось в чистом поле, глядишь, негде было бы от людских глаз прятаться. А в городе — в толпу нырнул, и нету тебя. Так и видишь Бориса Ефимовича, сидящего возле ДК в кустах с театральным биноклем у глаз и блокнотиком на коленях. В который он тщательно вписывает каждый промах суетящихся возле входа в “Норд-Ост” столичных властей...

Удивительные все-таки создания — политики! Складывается впечатление, что у некоторых из них напрочь атрофированы нормальные человеческие инстинкты, и живут они не по общечеловеческим, а по каким-то марсианским законам. Белое для них — черное, черное — серо-голубое, сладкое — горькое, горькое — десерт... Какое-то особое зрение, особый взгляд, особый ум и своя, вывернутая наизнанку логика.

Другой бы на месте капитулянта после публичного позорища от стыда под землю провалился и глаза бы от людей спрятал. Но уж наши избранники не лыком шиты. Шалишь, брат. У них виноваты все, кроме них самих.

...Пока Немцов требует расследования действий тех, кто вытаскивал на себе пострадавших. Если бы он с Хакамадой в одной партии не состоял — глядишь, и ей бы какой-нибудь иск всучил: а пошто поперек батьки лезла?..

Одно утешает: я себя на политическом “детекторе лжи” уже проверил. Реакция нормальная, отрицательная. Значит, жизнь продолжается...

Московский Комсомолец
http://flb.ru/info/13844.html

21.11.2002