"Только мобилизационный проект"

"Александр ПРОХАНОВ. Что послужило толчком вашей духовной эволюции? От агрессивного либерала, сторонника "американской модели", обожателя идеалов демократической партии США вы пришли к идеалам почти советским.

Михаил ХОДОРКОВСКИЙ. Я никогда не был сторонником ни одной из американских партий — хотя бы уже потому, что всегда жил и действовал в России, и у меня не было большого желания вникать в хитросплетения американской политической жизни. С самого начала моей карьеры я, в общем, больше интересовался тем, что будет с моей страной в будущем и какова будет моя роль в этом будущем, нежели личными доходами. Напомню, что в 28 лет я стал советником российского премьер-министра Ивана Силаева — правда, то правительство вскоре ушло в отставку, ему на смену пришла команда Гайдара, и мои советы и взгляды уже не были в той же степени востребованы. Я считал и считаю распад СССР исторической трагедией, обусловленной безответственностью и слабостью позднесоветских элит. XX век изобилует примерами развала империй, но никогда так не было, чтобы за границей остались 30 процентов государствообразующей нации, а более 20 процентов семей были разделены против их воли и желания. Я не покупал себе за границей замков и футбольных клубов — это признают даже самые яростные мои противники. 25 часов в сутки я занимался Россией. Если это можно назвать "русский креном", то он, наверное, у меня с детства — так меня воспитали мои родители, советские инженеры. Ничего выдающегося в этом "крене" я не вижу. Так и должно быть.

А.П. Неужели вам было недостаточно бизнеса, в котором вы преуспели? Вас потянуло в политику. Что это — увлеченность игрой? Стремление к повышенным рискам? Воля к власти?"

М.Х. Я политикой как таковой до самого последнего времени не занимался. Ей вообще нельзя заниматься в режиме хобби, в свободное от основной работы время. Или ты в политике — или нет. Но, как жителя России, как гражданина, как заинтересованного наблюдателя, так сказать, политика меня всегда привлекала. Когда же мне — вместе с моими талантливыми партнерами — удалось вывести из прорыва ЮКОС и превратить лежавший в руинах гигант в крупнейшую компанию России стоимостью $40 млрд. долларов — я подумал, что мои умения и опыт могут быть востребованы и в политике. Я никогда не жил ради денег, они были и остаются для меня средством решения житейских задач, но уж никак не целью. Поднять из руин твою собственную страну — это куда более увлекательно, радостно и почетно, нежели заработать все деньги мира (которых, кстати, все равно не заработаешь). Я не учел, что подобные желания не сообразуются с мировоззрением большей части правящей элиты современной России. Сегодняшнему Кремлю, к сожалению, не нужны ни личности, ни идеи. Я был во многом наивен, и потому пострадал. Но о случившемся нисколько не жалею. Каждый день, проведенный мной за решеткой, — это шаг в самой настоящей большой политике.

А.П. Вы поплатились за то, что посягнули на абсолютную власть Президента, ратовали за "парламентскую республику" взамен "президентской". В чем резон?

М.Х. Я был и остаюсь сторонником президентско-парламентской (а не парламентской в чистом виде) модели. Я считаю, что президент России как глава государства должен быть достаточно силен, чтобы цементировать страну, гарантировать единство нации. Но заниматься вопросами, например, Северного завоза или нефтяных пошлин, глава государства не может — это дело правительства, которое должно нести ответственность перед парламентом и уходить в отставку, если не справляется. Сегодняшняя модель государства создавалась под одного человека — Бориса Ельцина, который в какой-то момент захотел принимать все важнейшие решения независимо от настроений народа и состава законодательной власти, от результатов парламентских выборов. Но сегодня эта система полностью выродилась. У нас есть президент, который формально отвечает в стране за всё, за каждый незабитый гвоздь, и — море так называемой "политической элиты", которая не отвечает вообще ни за что.

Если их спросить, а что будет с Россией через, скажем, 50 лет, они на тебя посмотрят, как на идиота. Депутаты, которые знают, что от них ничего не зависит, и ведут себя соответствующим образом. Чиновники, которые всегда готовы "перевести стрелки" на Кремль. Излишняя централизация, в которой отсутствует делегирование реальной ответственности, делает любую систему неэффективной. А в конкретном случае государства российского — размывает репутацию президентской власти. Чтобы эта репутация, равно как и сама президентская власть, всегда были достаточно прочными политически и морально, и нужен переход к президентско-парламентской республике.

А.П. Вы знали, что вас арестуют? Вы эпатировали власть? Вы дразнили власть своими политическими воззрениями?

М.Х. Я уверен, что меня посадили в тюрьму не из-за политики, а чтобы отобрать ЮКОС. Политика была лишь поводом. Если б я не помогал оппозиционным партиям в 2003 году, нашли бы другой предлог. Я недооценил, насколько ближайший к Путину человек — Игорь Сечин и некоторые его бизнес-партнеры — мотивированы собственностью и насколько далеко они готовы зайти в битве за чужие деньги. Про мои собственные мытарства и даже про моего тяжелобольного друга Платона Лебедева я уже не говорю. Но держать в тюрьме ни в чем не повинную мать двух маленьких детей Светлану Бахмину, чтобы выбить из нее несуществующий компромат на руководство ЮКОСа, — это уже за гранью добра и зла! Ни при Брежневе, ни при Андропове такого не было. И никакая это не политика, а натуральный бандитизм. Я же всегда боролся с криминалитетом: и в конце 80-х, когда отказался платить им дань, и в 90-е годы, когда выгонял оргпреступные группировки из "Юганскнефтегаза". И я продолжу биться с криминалитетом, какими бы высокими именами и целями он бы ни прикрывался. Единственное, о чем я по-настоящему жалею, — что пострадали такие люди, как Света Бахмина.

А.П. Почему вы не уехали подобно Березовскому, Гусинскому, Невзлину? Хотели снискать "мученический венец"? Получить эффектный старт для политической карьеры — тюрьму?

М.Х. Без России мне неинтересно. Я — частичка российской цивилизации. Не могу я долго жить там, где не слышно русского языка, русской поэзии и прозы, где не ведутся типично русские "кухонные" дискуссии о судьбах мира. Потому, собственно, никакой "базы" на Западе я не создал. Хотел бы уехать — продал бы ЮКОС еще в 2001 году и отвалил бы с тридцатью миллиардами долларов. Но быть действующим русским политиком гораздо интереснее, чем отставным постсоветским миллиардером, на которого косо посматривают агенты ФБР. От тюрьмы и от сумы я, как и требует наша национальная традиция, никогда не зарекался. Потеряв собственность и внешнюю свободу, я вышел на совершенно новый уровень свободы внутренней, стал независимым ни от чего, кроме своей совести и своих убеждений. Так что жизнь, я считаю, только начинается.

А.П. Чем для вас стала тюрьма? Испытали социальный и физический шок? Не тюрьма ли послужила причиной вашей "переоценки ценностей"?

М.Х. Некоторый шок, конечно, был. Но он был вызван не самим фактом ареста — о том, что я скоро окажусь в тюрьме, меня заранее предупреждали хорошо информированные люди — а скорее его обстоятельствами. Раннее утро холодной субботы, Новосибирск, аэропорт, захват прямо в самолете. Но шок быстро прошел. Я сразу решил для себя, что никаких позорных бумаг в обмен на быстрое освобождение подписывать не буду. Скоро 2 года, как меня посадили, и я вам скажу: жить в тюрьме, несмотря на все трудности, — можно. И если ты спишь спокойно и пребываешь в ладу с совестью, то и в тюремной камере тебе может быть вполне комфортно. Я всегда — даже будучи, по версии "Форбса", самым богатым человеком России — оставался противником разухабистого потребления. Никаких дворцов и яхт у меня не было, в кутежах с цыганами и медведями никогда не участвовал. Жили мы с женой и детьми, по меркам крупного русского бизнеса, поверьте, более чем скромно. Поэтому и тюремный образ жизни не стал для меня таким уж страшным потрясением. Что же до моих концепций — да, конечно, тюрьма стала учительницей для меня, как и для огромного числа других узников прошлого и настоящего. Во-первых, тюрьма дала мне время для размышления и созерцания, которого так не хватает в суете каждодневной бизнес-жизни. Во-вторых, — возможность читать умные книжки. В СИЗО я почти что получил высшее гуманитарное образование. В-третьих, я понял, чего стоят те или иные люди. В общем, как всегда, как водится: спасибо моей "Матросской Тишине".

А.П. Недавно я написал передовицу: "Тюрьма-матушка и ее сын Ходорковский". Мне кажется, я кое-что угадал.

М.Х. Тюрьма, как я уже сказал, стала для меня своего рода освободительницей. От груза ненужных обязательств, мутных заблуждений и дурацких предрассудков. В "Матросской Тишине" я окончательно пришел к ряду выводов, которые буквально подталкивают меня в спину, позволяя жить, действовать и уповать на лучшее.

А.П. Вы сбросили с себя бизнес, как сбрасывают балласт на воздушном шаре, и воспарили в политику. Может, сбросите и политику?

М.Х. Многие годы я находился в позиции, так сказать, "активного политического наблюдателя". Поддерживал тех, кого считал правильными профессиональными политиками. Потому что быть бизнесменом и политиком одновременно — почти невозможно. Бизнесмен просто вынужден отстаивать, в первую очередь, свои доходы и собственность, а не идеи и убеждения. А политика так не делается. Государству очень легко указать предпринимателю его специфическое место, пригрозив арестом счетов или других активов. Настоящий же политик должен быть свободен от всей этой ерунды. Только тогда он может называть белое — белым, а чёрное — чёрным.

А.П. Мне кажется, что ваш "левый поворот" — это лишь фаза в вашей мировоззренческой эволюции. Вас ждет осознание философии "национально-освободительной борьбы", осознание "Большого проекта" для всей нации в целом, — всех слоев, всех классов, всех культур и конфессий.

М.Х. Что же касается "левого поворота", то я уверен, что он и неизбежен, и необходим России. И дело вовсе не в том, поможет ли такой поворот в политике заключенному Ходорковскому быстро выйти на свободу. Сегодня перед Россией объективно — подчеркиваю, объективно, независимо от того, что думают по этому поводу Ходорковский, Путин или Проханов — стоят гигантские задачи. Первая: сформулировать стратегию национального развития на 100-120 лет вперед. Стратегию, которая будет предполагать прорыв в постиндустриальный мир, отказ от сырьевого характера экономики в пользу экономики знаний, форсированное развитие Сибири и Дальнего Востока, повышение численности населения хотя бы до 220-250 млн., а лучше — 300 млн. человек. Вторая: мобилизовать народ и сплотить его вокруг политической элиты ради реализации такой стратегии. Но в условиях, когда политическая элита рассуждает только в категориях "ты мне — я тебе", "зачем тебе это нужно?", а народ держит за бессловесное стадо, ни новая стратегия, ни национальная мобилизация невозможны. Левый поворот будет означать как радикальную модернизацию элит — то есть приход новых людей, ориентированных на долгосрочное созидание, — так и преодоление катастрофического отчуждения между элитами и народом. Для этого и нужна активная социальная политика, народ должен понимать, что все граждане России решают общие задачи, и у нас у всех, в конечном счете, общие интересы, связанные с возрождением великой страны. Кто не хочет называть такой поворот левым — пусть не называет. Дело не в терминологии. Да и делать его должны не только коммунисты и не только левые.

Как политик, и я буду всем этим заниматься. И для меня в принципе не важно, что говорят по этому поводу владельцы заграничных замков. Многие из них считают меня дураком, потому что я не сбежал из России и не вывез миллиарды, а потерял их. Пусть считают.

А.П. Как разбудить полузадушенный народ? С каким призывом к нему обратиться? Как сделать "Большой проект" народным проектом?

М.Х. Только мобилизационный проект, если мы хотим построить современную экономику, нам придется стряхнуть с себя сонное оцепенение последних лет. Никакие PR-ухищрения уже не помогут. Но проект не может быть связан с идеей выживания — только с идеей процветания. Если бороться за то, чтобы "не было еще хуже", — очень скоро окажемся под пятой стремительно растущего Китая и прекратим существование в качестве независимого государства. "Только бы не хуже" — это лозунг сегодняшнего Кремля. Дескать, не трогайте нас, не спрашивайте, что мы делаем и собираемся делать, не мешайте делить нефтяные сверхдоходы — а то станет совсем плохо. Взамен реальной программы развития подсовывается никому не понятное "удвоение ВВП" — фактически средство объявляется целью, а достичь эту цель-средство обещают тогда, когда путинского творческого коллектива уже не будет у власти. Я твердо уверен: только инвестиции в национальную инфраструктуру, в дороги и коммуникации, развитие высокотехнологичного сектора, в том числе — выросшего из "оборонки", которая изначально создавалась как инкубатор лучших знаний и ведущих технологий, позволят России не рухнуть в XXI веке. Тогда и только тогда, когда наши молодые соотечественники будут знать, что у них есть будущее здесь, в России, что у государства есть эффективная социальная политика, они будут рожать детей. Значит, без мобилизационного проекта и решение проблемы депопуляции невозможно.

А.П. Какой политический строй адекватен "мобилизационному проекту"?

М.Х. И этот мегапроект как раз требует президентско-парламентской республики, о которой я выше сказал. Сочетание стабильности и непререкаемого авторитета верховной власти — собственно Президента — с гибкой, динамичной, по-настоящему демократической системой формирования ответственного правительства партиями, представленными в парламенте. Такая система позволит провести модернизацию элит без подрыва власти в целом.

А.П. Мне известно, что судьба свела вас в камере с полковником Квачковым. Как вы общались? Как враги? Оппоненты? Товарищи по несчастью?

М.Х. Я очень высоко ценю Владимира Ивановича как военного специалиста. Думаю, его знаний и идей очень не хватало нашим войскам в Чечне. Многие исторические и политические идеи полковника Квачкова тоже кажутся мне интересными. Мы, конечно, изначально были и остались оппонентами, но это не значит, что в будущем у нас не может быть общих проектов и задач. Когда Квачкова переводили в другую камеру, он сказал мне: "До встречи на баррикадах!". Хочу сегодня ответить: "До встречи на свободных демократических выборах!". С таким человеком можно, что называется, ходить в разведку.

А.П. Кого вы видите своим противником, своим врагом? Кто, как вы полагаете, к вам тяготеет?

М.Х. Я никого не обсуждаю и никого не обвиняю. Тюрьма учит не делать поспешных выводов. Сегодняшняя власть скоро уйдет, и меня гораздо больше интересуют следующие поколения политических лидеров, которым придется возложить на себя бремя управления страной — со всеми ее тяжкими и экстренными проблемами.

Что же касается политиков, которые не торопятся меня принимать... Некоторые отнеслись к моим шагам с ревностью — все роли в современной российской политике расписаны, согласованы с Кремлем, а тут вдруг появляется что-то внесистемное. Но после выхода статьи "Левый поворот" поток писем поддержки в мой адрес из регионов России очень серьезно вырос. А ведь ещё далеко не все письма до меня доходят. Так что патриотическая общественность, если понимать этот термин в широком смысле, а не как синоним некоторой части политической бюрократии, тоже тяготеет ко мне. Эта сила тяготения и поможет нам вместе преобразовать Россию. Спасибо всем, кто меня поддерживает!"

Завтра
http://flb.ru/info/34768.html

16.09.2005