Харп, Платон и Государство

Рассказывают, что когда-то здесь водились мамонты. Средь буйства тропических лесов, поскольку нефть и газ, как известно, являются продуктом их перегноя за миллионы примерно лет. Впрочем, Петр Кожевников, детский сказочник из Харпа и знаток всякого тут растительного и животного мира, утверждает, что это вранье, мамонты жили в пятистах километрах к северу, почти на берегу нынешнего океана, оттуда ненцы таскают их кости, а всем остальным морочат голову. Статуя мамонта в натуральную величину тем не менее стоит на берегу Оби со стороны Салехарда, как раз там, где отправляется паром на Лабытнанги. Он идет минут двадцать прямо поперек течения по черной холодной воде. Стоит это по десятке с пешего или 170 рублей с легковушки — исходя из этого, жители Лабытнангов, кто ездит на работу в Салехард, чаще оставляют авто у переправы, экономят.
Но мы сейчас направляемся как раз в обратную сторону: из аэропорта Салехарда, нового и вполне комфортабельного, через Лабытнанги в Харп. Водитель Алексей, которому еще нет тридцати, родом как раз оттуда, отец работал где-то в колонии, а больше там работать и негде. Сам Алексей перебрался в Лабытнанги и трудится на железной дороге сутки через трое, владеет иномаркой, и, если кому надо в Харп, с ним можно договориться. Но в Харп может быть надо только тому, у кого там кто-нибудь сидит, у геологов свой транспорт, а другие цели для такого путешествия сейчас представить себе невозможно.
По дороге становится понятно, что леса здесь, действительно, исчезли миллионы лет назад, и сейчас эта местность называется «лесотундра»: из болота то здесь, то там торчат сиротливые худосочные елки. Коротким летом там полно грибов и ягод, но вольнонаемный в здравом уме в тундру не полезет. Крупные комары атакуют путешественника в аэропорту в Салехарде и дальше всюду. Не чета своим братьям из средней полосы, они летают не выше второго этажа, тупо и по прямой, но их количество, если нет каких-то спецсредств, делает сопротивление безнадежным. Говорят, это еще что, в конце июля вылупится из тундры мошка, и тогда в затишке, где нет ветра, нельзя будет и разговаривать: сразу полон рот мошкары. Для зэков двух колоний в Харпе ужасом становятся построения утром и вечером, во время которых махать руками не разрешено. Зимой при минус сорока за десять минут можно дать дуба, а летом лицо, шею и руки жрут комары и мошка — тут даже и пыток никаких особенных выдумывать не нужно.
Зимой еще загоняет в депрессию полярная ночь, когда солнце не показывается из-за горизонта, а мутный свет с неба включается часа на три. Но и полярный день, когда солнце ходит по кругу, вися под острым углом к земле, грозит бессонницей. Из-за забора зоны видны только столбы и шиферные крыши поселка: деревья здесь если и не гибнут, то так высоко не вырастают. Можно поверх колючки смотреть на горы Полярного Урала, где в июле лежит языками снег. Слово «депрессия» зэки тут, конечно, не употребляют, просто «тоска», а это место они на свой манер называют Харпами. На этом языке более правильно сказать, что Платон Лебедев «пришел по этапу в Харпы».

Справка «Новой»
Платон Лебедев содержится под стражей с июля 2003 года. После приговора по делу «ЮКОСа», вынесенного Мещанским районным судом, и кассационного заседания Мосгорсуда, которое продолжалось один день, в октябре 2005 года Лебедев отправлен отдельным специальным вагоном в исправительную колонию № 3 в поселке Харп за полярным кругом, куда доставлен через два дня.

С целью найти в Лабытнангах пацана, который вышел с общего режима в Харпе и мог бы нам про это рассказать, я сходил в городскую газету и даже обращался к нетрезвым компаниям возле кафе, но нужного человека так и не нашел. Дело в том, что ИК-3 всегда функционировала как колония для особо опасных рецидивистов; такие, когда выходят, то только их здесь и видели. Небольшой же участок общего режима был создан тут недавно и для выполнения того самого закона, на который ссылается (см. ниже досье адвокатов) и защита Лебедева: осужденные впервые (здесь это воры и наркоманы) должны мотать свои сроки на общем режиме недалеко от дома. Создавая в ИК-98/3 отряд общего режима, начальство и представить себе не могло, что сюда привезут такого «пассажира» из Москвы. Лебедев им тут совершенно не нужен и ничего, кроме головной боли, не сулит.
Отправляясь в Харп с адвокатом Евгением Бару, я представлял себе программу как встречи, во-первых, с начальником колонии, во-вторых, с писателем Петром Кожевниковым. «Хозяин», предупрежденный о моем приезде заранее, был вроде бы и не прочь поговорить, ажиотаж в верхах, связанный с внезапным приездом Лебедева, давно спал, а привычное ко всяким сидевшим тут злодеям население с самого начала не проявляло к нему особенного интереса. Но после консультаций с кем-то повыше начальник от встречи отказался наотрез. Тем больше времени у нас осталось на разговор с Петром Кожевниковым.

Он не только автор десятка книжек, изданных под покровительством Тюмени и Салехарда, но и единственный, наверное, из шести тысяч жителей Харпа, кто не мечтает отсюда удрать. С женой и годовалым сыном он приехал сюда в 1975-м. В то время, кроме зоны, тут ничего не было, а уж зона строила комбинат и поселок. Обносили вышками с колючей проволокой стройплощадку, «полосатые» там вкалывали, другая часть населения их охраняла или была занята на постепенно возникающем производстве. В частности, Петр шоферил на грузовике, возил что-то в зону и из зоны. Все это называлось тогда «Ямалнефтегазжелезобетон»: делали шпалы под газопроводы, сваи, на которых вместо фундаментов стоят дома на вечной мерзлоте, плиты для дорог. Все это по рельсам таскали в Лабытнанги, оттуда по рекам и зимникам по геологическим экспедициям в бескрайней тундре Ямала. А нынче из-за цен на цемент и железнодорожных тарифов производство почти встало, колонии закрылись, как раковины, в себе, кто там и что там, не очень понятно.
Между тем Кожевников всю жизнь, начиная со школы и армии, был писателем, писал и публиковал в газетах заметки, главным образом об охоте и о зверях, в том числе для детей и в стихах. Например (это подошло бы и в качестве эпиграфа к нашей поездке в Харп): «Дятел — вежливая птица, он к жукам всегда стучится, но стучись — не стучись, а жукам дороже жизнь». Стихи и рассказы шофера из Харпа побеждали во всесоюзных конкурсах, при социализме он ездил на разные детские писательские семинары, бузил там против «Политиздата». А Харп с его рецидивистами и ментами интересовал сказочника постольку-поскольку. Он и в зону ехал — сочинял про себя за баранкой «водяную» детскую азбуку из рыб, начиная с «Акулы». Голова при советской власти, он говорит, меньше была занята, не то что теперь, когда надо как-то умудриться прожить на северах на восемь тысяч в месяц.

В семидесятых — восьмидесятых Харп считался «Всесоюзным БУРом» (Барак усиленного режима), тут ломали неподатливых грузинских воров и всякую «черную масть», ее сюда свозили со всех концов СССР. Среди зэков попадались разные люди, в массе они Кожевникову были неинтересны, чай он им не возил, но иногда таскал ворам книжки, если просили. Однажды зэки хотели передать ему две тетрадки стихов и песен, чтобы шофер их напечатал. Он им разъяснил отношения в литературной среде, показав две рецензии на сказки: в первой, так называемой внешней, ему писали, какая он необразованная бездарь, а во второй, «внутренней», присланной ему по ошибке, тот же рецензент делился с редакцией впечатлениями о самобытном таланте Кожевникова. Зэки все поняли и сказали, что рецензента надо бы зарезать, но он далеко. В другой раз Кожевникова поил чаем хозяин «тройки» подполковник Анатолий Ковганко, звал работать к себе ИТРом: там им фантазеры тоже нужны. Шофер уклончиво отказался, хотя боялся, что у него отберут пропуск в Харп, и тогда податься с женой и двумя детьми было бы некуда. Однако Ковганко сказочника не тронул.
Когда старший сын вырос, отслужил и окончил что-то юридическое в Тюмени, он какое-то время даже работал замначальника в той же «тройке». Отец сына не осудил, потому что другой работы в Харпе было не найти, но о делах колонии они дома не вспоминали. Можно же об охоте или о рыбалке поговорить. Там жизнь, а тут какая-то муть между зоной и волей. Сейчас сыновья уехали, старший работает главным по охоте в Уренгое. Сыновья гордятся отцом, умудрившимся прожить тридцать лет в Харпе, где зона является градообразующим предприятием, так, чтобы и к зэкам не скатиться, и к ментам тоже не примкнуть. Вольнонаемный.

Это на заметку з/к Лебедеву. Поучительно, что рядом за забором живет такой человек, вполне свободный и в Харпе, хотя, конечно, нищий. Впрочем, по отзывам, которые я собрал о Платоне Леонидовиче за время короткой подготовки к поездке в Харп, рисуется образ человека, не склонного к экзистенциальной философии. Он и в Жуковке смотрел в основном боевики, а в колонии читает «Код да Винчи» и решил несколько сотен кроссвордов. Адвокаты отмечают нестандартные подходы его в юриспруденции, которую он полюбил еще в СИЗО. Он воспринимает УПК как программу, которая должна работать, как написана. А она почему-то все время сбоит. Он с ловкостью талантливого самоучки находит внутри этой кем-то умно написанной программы неожиданные ходы, а все равно все мимо. Но Лебедев и в Харпе не отчаивается, считает, что он по этой игре сейчас «пропускает ход», надеется, что она еще не кончилась и есть шансы отыграться. Ну дай-то Бог.
С Кожевниковым, которого знает всякий житель Харпа и который сам тут знает всех, нам не составило труда, вопреки информационной блокаде руководства ИК-3, собрать сведения о жизни в зоне интересующего нас «осужденного» (с ударением на «у»). Работы там настоящей нет, делают колючую проволоку, в ларек никакой завоз, потому что и у «полосатых», и у пацанов с Ямала денег нет и возить что-либо в ларек невыгодно. Экономика — Лебедев же экономист! К нему часто ездят дети, привозят еды, но много увозят обратно: есть можно только во время свидания, а в зону взять ничего нельзя. За время отбытия наказания Лебедев был подвергнут наказанию за то, что дал печенье соседу по бараку, отсидел шесть суток в ШИЗО, но жаловаться в суд на несправедливость не стал, видимо, уже раскусил УПК.

Как отмечает житель Харпа Петр Кожевников, Лебедеву с его мозгами вообще тут так же нечего делать, как ему самому в Москве. И это, наверное, общее здесь мнение, хотя менты его, конечно, держат при себе. Разумеется, сегодня Харп — это не то, что было четверть века назад, когда здесь прессовали воров. Но температура не повысилась, полярная ночь не стала короче, комары добрее, и на здоровье любого это все отражается точно так же, как раньше, или хуже.
Все, кто знал Лебедева до посадки, за пределами его финансовой деятельности, где он просто гений, отмечают его мастерство в части приготовления шашлыков, а больше и ничего особенного. Если бы начальник ИК-98/3 Задорожный разрешил нам встречу, то общие темы для разговоров, я думаю, исчерпались бы быстро, ведь мне бизнес так же чужд, как ему, скажем, рефлексия. Со сказочником Кожевниковым мне разговаривать было, конечно, интереснее. Но не в этом же дело. А дело в том, кто и зачем вообще Платона Лебедева сюда пригнал.
Рано или поздно будет признано, что это должностное преступление на почве чьей-то личной мести, и никак иначе этого объяснить нельзя, никакой логикой. Заявления УФСИНа об отсутствии мест в колониях общего режима в соседних с Москвой областях как раз в период экстренного вывоза спецвагонами Лебедева и Ходорковского соответственно в Харп и за Читу вряд ли заслуживают обсуждения. И кому-то за это ведь придется отвечать, даже если через оставшиеся годы срока Лебедев (как и Ходорковский) останется жив и не станет инвалидом. Можно спорить по поводу их виновности или невиновности, но, что касается места отбывания наказания, закон однозначен: вблизи места жительства, и это одно из немногих завоеваний «перестройки», которое еще сохраняет силу закона.
Может, на свете есть места и хуже, хотя, несомненно, есть и лучше. Но почему именно в Харп? Если задавать этот вопрос здесь, то здесь никто ответа не знает.

Леонид НИКИТИНСКИЙ, обозреватель «Новой»


Из досье адвокатов

Отправку Платона Лебедева для отбывания наказания в Харп его адвокаты обжаловали в российские суды и после отказа кассационной инстанции в России в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. В основу жалоб положены доводы, основанные как на российских законах, так и на международном законодательстве в области прав человека.
В соответствии со статьей 73 Уголовно-исполнительного кодекса РФ любой приговоренный судом к лишению свободы должен отбывать наказание в том субъекте Федерации, где он проживал и был осужден. Федеральная служба исполнения наказаний обосновала отправку П. Лебедева в колонию в арктической части Сибири отсутствием мест в ближайших исправительных колониях общего режима. Они заявили, что «колоний общего режима» в Москве нет, а колонии других ближайших субъектов «переполнены». Такой вывод явно надуман. Близкими к Москве регионами являются Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская и Смоленская области. Например, в письме от 31 января 2006 г., полученном адвокатами П. Лебедева, начальник одной из колоний общего режима близкой к Москве Калужской области Э.В. Егоров подтвердил наличие двух свободных мест в то самое время, когда П. Лебедев был направлен для отбывания наказания в арктическую часть Сибири.
Мещанский районный суд приговорил П. Лебедева к 9 годам лишения свободы с отбыванием наказания «в исправительной колонии общего режима». Вместо этого он отправлен в исправительную колонию особого режима № ОГ 98/3.
П. Лебедев страдает рядом тяжелых хронических заболеваний, в частности гепатитом. Согласно приказу Министерства здравоохранения и Министерства юстиции Российской Федерации № 346/254 от 28 августа 2001 г. противопоказаниями к отбыванию наказания в Ямало-Ненецком АО является в том числе «хронический активный гепатит».
Кроме того, жалоба П. Лебедева и его адвокатов в Европейский суд по правам человека основывается на положениях международных конвенций, которые говорят о недопустимости унижения уголовным наказанием достоинства личности и создания им излишних препятствий для сохранения семейных связей.


Развлечения

Платон ЛЕБЕДЕВ:
ЧАЙ Я ПЬЮ БЕЗ ИЗЛИШНЕЙ КОМПАНИИ

Это первое интервью, которое в условиях несвободы дал Платон Лебедев. Оно передано через адвоката Евгения Бару, который не нашел состава преступления в наших безобидных вопросах и столь же житейских ответах.

— Как вы перезимовали в Харпе? Как пережили полярную ночь?
— Мне прислали из Москвы валенки пятидесятого размера, в ГУИНе таких не было. Полярная ночь длинная, но это временное явление, не следует впадать по этому поводу в прострацию.
— Комары вас сильно достают? Как вы с ними боретесь?
— Борюсь традиционными методами — бью себя по лбу. В бараке есть «Раптор», на улице допускаются мази, но не жидкие вещества, чтобы я их не выпил. Говорят, мошка будет хуже комаров. Сравню — сообщу дополнительно.
— А что вообще беспокоит сильнее всего?
— Идиотизм судей и всяких там вершителей судеб страны.
— Вам доставляет удовольствие ваша работа?
— В данных условиях и изготовление МЗП (малозаметных препятствий) — благо для психики. Но работы по специальности мне здесь не предоставляют.
— Вы получаете информацию с воли? Смотрите телевизор? Читаете газеты?
— Телевизор смотрят в бараке, обычно не те программы, которые мне интересны. Один раз я посмотрел половину аналитической программы, но это серый асфальт, я ушел спать. Мне выписали «Коммерсант», «Ведомости», «Независимую» и «Новую газету». Доставляют, конечно, с опозданием, но регулярно.
— С кем вы обсуждаете события, происходящие на воле?
— В том числе с адвокатами.
— С кем вы обсуждаете события, происходящие в зоне?
— В том числе с адвокатами.
— А чай вы с кем пьете?
— Чай в колонии я пью без излишней (дословный ответ. — Л.Н.) компании.
— Играете во что-нибудь?
— Ни в какие игры ни с кем здесь я не играю, а за пределами колонии вместе с адвокатами я продолжаю играть в так называемое «правосудие».
— Обсуждаете новости с воли с администрацией?
— Тут это не принято.
— Вы дежурите по бараку в очередь со всеми?
— А почему я должен тут выделяться чем-то, кроме размера ботинок?
— Что вы думаете о возможностях использования Стабилизационного фонда?
— Это зависит от того, кто и что хочет стабилизировать. А если говорить серьезно, то данный формат не позволяет мне серьезно отвечать.


Dolce Vita

У КАЖДОЙ КРАСАВИЦЫ СВОЙ СТИЛЬ СТРЕЛЬБЫ

Стремясь побольше рассказать читателям о жизни ИК-98/3, мы также перепечатываем с сокращениями понравившуюся нам заметку молодой журналистки из харпского приложения к газете «Приуралье».

…В Харпе на базе учреждения ИК-3 состоялся этап всероссийского конкурса «Мисс УИС-2006». Открыл церемонию замначальника УФСИНа подполковник В.А. Дзись. В своей речи он честно признался, что волнуется не меньше участниц, и пожелал девушкам продемонстрировать в лучшем свете не только свои личные качества, но и профессиональные навыки.
…Все девушки выбрали риторический жанр: звучали монологи, диалоги, стихи, и все это было искренне, с душой, откровенно. Вторым был теоретический конкурс. Я приведу лишь некоторые вопросы из билетов: «…режим особых условий в исправительных учреждениях; обязанности осужденных; применение физической силы; профессиональные долг, честь и совесть; нормы поведения в ресторане».
…У каждой участницы был свой стиль стрельбы. Кто держал пистолет в двух руках, кто в правой руке, кто в левой… Видеть, как стройные сотрудницы на каблуках высотой не менее шести сантиметров выполняют строевые команды, четко «цокая», — впечатление, достойное восхищения.
…На сцене на фоне российского флага осталась одна немного растерянная и удивленная Наталья Чеснокова, юрисконсульт организационно-аналитической группы ИК-3. Да, это именно она удостоена звания «Мисс УИС». Именно ей увенчали голову изящной диадемой, преподнесли огромный букет…

Новая газета
http://flb.ru/info/37876.html
Материал подготовил Леонид НИКИТИНСКИЙ, обозреватель «Новой»
26.07.2006