Космический Дед Мороз

Сергей Крикалев: «15 раз мы залетали в XXI век, и 14 раз возвращались в XX»

Три Новых года на орбите Земли, в том числе встреча нового тысячелетия, пожалуй, космонавта Сергея Крикалева можно назвать космическим Дедом Морозом. Во всяком случае, его «новогодний» рекорд еще никем из землян не побит.

«Конец 2000, начало 2001 года мы встретили в космосе. Это была первая экспедиция на МКС: Билл Шепард, Юра Гидзенко и я. Нас начали поздравлять с третьим тысячелетием с Дальнего Востока в Петропавловске-Камчатском, потом через Европу Новый год достиг территории США.
У экипажа МКС был выходной. Навели, как обычно, порядок на станции, в общем, домашние хлопоты. Потом стали наблюдать, как на поверхности Земли то здесь, то там вспыхивали салюты, было очень красиво. Ночную часть орбиты мы пролетели над океаном.
Я тогда отпраздновал Новый год на орбите в третий раз. Тогда мы совершили 16 витков вокруг Земли. 15 раз залетали в 21-й век, и 14 раз возвращались в 20-й».
Космические будни на орбитальной станции — тема закрытая, поэтому обрастает она слухами и сплетнями. Больше всех ныне живущих на Земле людей знает об этом российский космонавт Сергей Крикалев, обладающий абсолютным мировым рекордом пребывания в космосе — 803 дня.
Сергей Крикалев человек уникальный. Герой Советского Союза, Герой Российской Федерации, летчик-космонавт СССР, космонавт 1-го класса, мастер спорта международного класса по высшему пилотажу, Офицер Ордена Почетного Легиона (Франция), награжденный медалями НАСА «За космический полет», «За особые заслуги». В 1992 году он отправился в космос гражданином СССР, а вернулся на Землю в совершенно другую страну — Российскую Федерацию. Пока он выполнял свою космическую работу, сменились и президент, и правительство. Почти как в романе его любимых братьев Стругацких. Нет, для него точно понедельник начинается в субботу, хотя он постоянно жалуется на дефицит времени.
«Космическая станция — это место работы, на котором проводишь много времени. В ходе первых экспедиций мы фактически ели и спали на рабочем месте. Но когда это продолжается неделю и больше (первая экспедиция — полтора месяца, вторая столько же, всего 15 месяцев на орбите), возникает особое ощущение.
Начинаешь что-то делать уже не думая, механически. Дома можно не глядя включать свет, открывать дверцу холодильника… Так и на борту орбитальной станции: рука «сама цепляется» за поручень, потому что привыкла это делать, хотя между первым и вторым полетом прошло около двух с половиной лет.
Жизнь на космической станции очень насыщенная. Каждый день много разнообразной работы. С одной стороны, она не становится рутиной, но иногда во второй половине дня возникает ощущение: то, что ты делал утром, было позавчера. День кажется длинным. Когда начинается следующий день, кажется, что работа вчерашнего утра была на прошедшей неделе. При этом неделя проскакивает быстро.
Есть необходимость переключаться с работы на работу. В то же время ты находишься в одном и том же месте. Но это космический корабль, — который перемещается в пространстве так, что одинакового вида в иллюминаторе не бывает, даже если пролетаешь над одним и тем же местом. Другие условия освещения, другой сезон. Прибытие следующей экспедиции тоже вносит разнообразие».
Сергей Крикалев принимал на орбите жителей разных стран и континентов. 1988 год — французский космонавт Жан-Лу Кретьен. 1990 год — подготовка в составе дублирующего экипажа вместе с японской журналисткой Риока Хикути. 1991 год — полет на станцию «Мир» в одном экипаже с английской астронавткой Хелен Шарман. 1991 год — совместная работа на космической станции «Мир» с первым космонавтом Австрии Францем Фибеком, затем с немцем Клаусом-Дитрихом Фладе и казахом Токтаром Аубакировым. 1994 год — совершил полет на борту космического корабля «Дискавери» (США), 1998 год — вместе с командиром шаттла Робертом Кабаной (США) первым открыл люк Международной космической станции, 2004 год — совместный полет с первым космонавтом Италии Роберто Виттори.
Как он воспринимал станцию «Мир» или МКС? Тосковал ли по космическому дому, находясь на Земле?
«Первым был полет с французским космонавтом Жан Лу Кретьеном. Первый выход на орбиту, первый взгляд в иллюминатор… Я много раз смотрел на Землю, но эти впечатления запомнились на всю жизнь.
Сначала вода, вода, вода. Потом земля. Что это за материк? Я сидел у левого иллюминатора, Кретьен у правого. С его стороны был маленький глобус, который перемещался в такт нашим передвижениям по орбите. Перекрестье глобуса показывало, над какой точкой Земли мы находимся.
«Внизу река какая-то, Жан-Лу, где летим по глобусу?». «Бразилия». «Был в Бразилии?». «Не-а». «И я не был». «А сейчас мы где?». «Австралия». «Был там?». «Не был». «И я не был».
Этот шуточный диалог сближал нас, мы оба тогда как бы рождались заново, не просто как гражданин Франции и СССР, а как два жителя планеты Земля.
Тогда стартовал новый процесс познания. Мы включались в космическую систему, живущую по своим законам.
Еще одно интересное совпадение. Мой первый космический полет в 1988 году стал этапным для каждого члена нашего экипажа. В тот год мне исполнилось 30 лет, Саше Волкову, моему более опытному на тот момент товарищу и командиру, — 40, Жан-Лу Кретьену — 50. И Волков, и Кретьен уже слетали в космос. Новичком был только я.
В первом полете особенно поразил округлый горизонт Земли. Даже с самолета это прямая, только в космосе горизонт — часть окружности».
Крикалев смог так долго проработать в космосе, потому что воспринимает членов экипажа, прежде всего, как своих коллег по орбитальной летающей лаборатории. Каждый пришел выполнять свою работу, а он только помогает гостям. Хотя за два десятилетия международной космической жизни он стал еще и очень хорошим дипломатом.
«Разделение на российский, американский, европейский сегменты МКС появилось не сразу. Экипаж не делится по национальным признакам, никакой космической «коммуналки» на самом деле нет. Даже в официальных документах написано, что это интегрированный ресурс. Нет такого, это — ваше, а это — наше. Конечно, русские лучше говорят по-русски, чаще общаются с Центром Управления Полетами в Королеве.
У каждого члена экипажа есть личные уголки, есть наш общий космический стол. Куда положил свой спальный мешок, там твое спальное место.
В смысле питания никакого приоритета национальной кухни не существует. Блюдо из птицы, блюдо из мяса. Хочешь — ешь, хочешь — нет. Все почти как в обычном земном лайнере. Никакой овсянки на завтрак, сэр. Все строго регламентировано еще на Земле. И все космонавты: японцы, американцы, французы, итальянцы, немцы, австрийцы, англичане, русские как профессионалы к этому подготовлены еще на этапе тренировок в Звездном городке. Правда, на МКС появилось меню, питание можно заказывать заранее, еще на Земле».
Крикалев — дружелюбный оптимист (не случайно по восточному гороскопу он — Собака), все стремится видеть в позитивном свете. Даже для космического костюма традиционно выбирает теплые бордовые тона. А вот его американский коллега предпочитает холодные голубые. Может быть, поэтому им так легко сработаться в космосе.
Сергея Крикалева часто спрашивают, чем он любит заниматься на орбите. Ответ всегда один: смотреть из иллюминатора на Землю, фиксировать свои наблюдения с помощью фотоаппарата и видеокамеры. Из него, кстати, уже получился профессиональный оператор. Во всяком случае, специалисты на Земле отмечают высокое качество его космической съемки.
Нет, он не праздный зевака. Это у него работа такая, задание ученых выполнять: рассказывать об интересных явлениях природы, о том, как из космоса выглядят дела рук человеческих…
«Это был второй полет. Тогда было зафиксировано два мощных выброса в атмосферу Земли: извержение вулкана Пинатубо и последствия военных действий в Ираке. Горели нефтяные скважины. Хвост от этих пожаров растянулся, по моим оценкам, на две тысячи километров.
Из космоса хорошо видно, что даже локальные войны быстро приобретают глобальные масштабы, влияют на всех землян…
В ходе первого полета накануне землетрясения в Армении я видел серебристые облака. Может, эти события связаны, может, — нет… Но я передал ученым на Землю эту информацию.
Такие облака образуют серебристую пленку на высоте около 30 километров над Землей. Это мельчайшие частички воды. Обычные облака, которые можно увидеть с самолета, плывут на высоте один — два километра».
Сергей Крикалев всегда восходит к поставленной цели, живет по вертикали. Даже процесс послеполетной адаптации предпочитает проходить в предгорьях Северного Кавказа, каждый день совершая восхождения с профессиональным инструктором…
И к освоению Большого Космоса, планет солнечной системы Сергей Крикалев предлагает подходить по принципу восхождения. Гималайским способом.
«Вершина — это конечная цель на данном этапе. Для кого-то это трехтысячники, для кого-то — Эверест. Если говорить о полете на Луну… Можно один раз слетать и вернуться… Можно полететь надолго. Тогда нужно налаживать транспортную систему. Понадобится челнок, который летал бы туда-сюда по принципу конвейера — «здесь положил, там снял».
Сегодня фантазии становятся планами, а планы реальностью. Сперва нужно сделать качественный «скачок» с Земли на орбиту, потом с околоземной орбиты на орбиту Луны. Следующий шаг — десант на поверхность Луны. В каждом из этих мест должно быть «укрытие», опорная точка, где будут аккумулироваться запасы, как при восхождении на вершину. Возникли трудности, экспедиция откатилась назад, подготовилась и повторила попытку заново. Удалось? Пошли дальше. Таким образом можно будет идти в космос далеко и надолго…
В космосе, как это делают при восхождении, нужно создавать опорные точки.
Каждая вершина — это конец маршрута на определенном этапе… С орбиты Луны можно стартовать на орбиту Марса и так далее».
«Сегодня в космос летает одна и та же модель ракеты, придуманная Сергеем Королевым в середине 20-го века. Что-то меняется технологически, но вырваться к Марсу на такой ракете не реально. Нужен прорыв, а это, в первую очередь, принципиально новый двигатель», — считают специалисты.
Сергей Крикалев не физик-теоретик, он действующий космонавт. Специалист с уникальным опытом выхода из внештатных ситуаций. Поэтому стоит отнестись внимательно к его точке зрения на проблему.
«В случае марсианского полета должна быть подтвержденная надежность двигателя. Иметь проблемы с движком на полдороге к Марсу не допустимо.
Конечно, хотелось бы совершить качественный скачок, открыть новые свойства гравитации. Потому что сегодня мы решаем эти проблемы очень грубо. Преодолеваем гравитацию, а надо бы научиться ее компенсировать. Но эти открытия лежат в области фундаментальной физики.
Мне кажется очень перспективным направлением совмещение принципов авиации и космонавтики. Потому что космонавты летят к далеким планетам через атмосферу, и возвращаются через нее же обратно домой. Крылатые аппараты помогают использовать это обстоятельство.
Опыт показал, что для полета на орбиту и между орбитами использование крыльев большого эффекта не имеет. Но можно поднять высоко летающую платформу, с которой стартует маленький аппарат. Можно использовать крылья, чтобы садиться не там, где моя траектория, а на аэродром чуть дальше (или чуть ближе) с помощью бокового маневра. Опыт «Бурана» и шаттла показывает, что эти задачи нетривиальны. Но крылья в той или иной форме обязательно будут использоваться.
Например, это может быть парашют-крыло, который спортсмены используют для точности приземления».
Если до космической эры на Земле обитал просто «человек разумный», то после выхода в космос можно говорить о появлении новой генерации — «человек глобальный». Сергей Крикалев — один из ярких ее представителей.
«Важно, решая частную задачу, видеть, что это часть системы. Видение большего помогает решать мелкие проблемы. Масса людей на планете занята решением частных задач. Вперед прорываются те, кто мыслит системно. Поэтому я считаю правильным говорить сегодня о стратегии в космонавтике. Принимая решения по частной проблеме разработки новой техники, мы должны понимать, для чего это делается в перспективе».

Новая газета
http://flb.ru/info/39616.html
Подготовила Ирина ТИМОФЕЕВА
28.12.2006