Бархатный сезон генерала Лебедя

Отрывки из воспоминаний Александра Бархатова, бывшего пресс-секретаря господина Лебедя, были опубликованы в октябре 1997 года в московском журнале "Лица" который, вместе с газетой "Совершенно секретно", издавал покойный Артем Боровик. Будучи человеком смелым, он решился это опубликовать, хотя и опасался неприятностей со стороны Лебедя. После выхода номера журнала люди Лебедя звонили Боровику и угрожали.
Были неприятности и у Александра Бархатова. Но книга его воспоминаний все же вышла и на несколько месяцев стала сенсацией в мире московской политики. Теперь книгу в магазинах уже не найти.
А воспоминания не утратили своей актуальности...
Забавно, что в телевизионных интервью после публикации воспоминаний Александр Бархатов говорил, что написаны они просто объективно, с пониманием того, что государственный деятель не может быть человеком идеальным. Но Лебедь все равно поносил где только можно своего бывшего пресс-секретаря. Неужели он не может терпеть даже объективных рассказов о себе и требует от окружающих его людей только рабского, беспрекословного подчинения?

В разгар чеченской истории вызывает меня Лебедь:
- Александр Александрович, нужно резко нахамить демократам. Примазываются к чужим заслугам. Сможете?
Возвращаюсь с вариантом решения "задачи":

Заявление
Секретаря Совета безопасности Российской Федерации А.И. Лебедя
29 августа 1996 г.
С подачи некоторых деятелей благозвучных по названию движений "Демократическая Россия", "Демократический Союз" и "Демократический выбор России" 31 августа сего года на Пушкинской площади в Москве скликается митинг. До сей поры не замеченные в кругу моих друзей господа Юшенков, Старовойтова, Гайдар, Шейнис, Шабад желают явить собой поддержку и опору моей работы по установлению мира в Чечне. Искренне заявляю, что не имел чести когда-либо нуждаться в их помощи и впредь надеюсь обойтись без таковой..."

Прочитав, Александр Иванович с сомнением переспросил:
- И это, по-вашему, "хамская" форма?
- Да, - говорю я, - по-моему, достаточно хамская. Несолидно заступать дальше за черту приличий.
- Ладно, - генерал расписался.
На следующий день Галина Старовойтова наговорила мне в четыре приема на автоответчик, что она думает лично обо мне, о темной личности, которая подтолкнула генерала к неоправданно "резкому" заявлению.
...Когда на пресс-конференциях генерал озвучивал свои словесные находки - это был плод как правило тех двух-трех часов, которые он предпочитал проводить наедине с подготовленным текстом, прежде чем выйти к журналистам. Он блестяще создает иллюзию сплошной импровизации. Швы перехода от одного многократно обкатанного тематического блока к другому заглажены виртуозно.
А ведь это адский труд. Мне знакомо ведение "прямого эфира". Не сахар повторять выпуск "на орбиты", на разные часовые пояса, слово в слово. Но перед тобой - суфлер, экран с бегущим текстом. А генерал озвучивал иногда по четыре-пять раз одно и то же. Без бумажки. И "играл лицом" не хуже профессионала. "Траченый молью Гайдар" - не моя словесная находка. Не имею отношения и к афористическим прозвищам типа "ржавый Толик". Мне всегда казалось это лишним. И я не скрывал своего отношения. Было в этом что-то сугубо армейское, отдающее известным десантным шовинизмом: мы - войска, остальные - "соляра". К сожалению, Александр Иванович не считал грехом пройтись по физическим особенностям своего оппонента, причем любого уровня. Слушатели при этом уверены - мысли и образы родились вот только что, на ваших глазах. Верх артистичности.
Случается, вопрос - абсолютно неожиданный и в лоб. Последний раз такое на моей памяти было 9 мая, у Вечного огня. Корреспондент дотянулся микрофоном:
- Знаете ли вы какие-то подробности о терактах на железнодорожном вокзале, которые совершены якобы двумя чеченскими женщинами?
- Вот как раз сейчас я и разбираюсь с этим вопросом.
Не сморгнув глазом. Хотя знаю точно, что никакого разбирательства и в помине нет. И не будет. Если же доложат на основе конфиденциальной старой дружбы, как бывало, то Лебедь мог выплеснуть ее раньше времени.
Так было и с печально знаменитой историей вызволения из чеченского плена съемочной группы ОРТ. Серьезные люди работали, чтобы ребят вытащить. Профессионалы высокого уровня, воспитанные прекрасной старой школой отечественных спецслужб, которые, будучи в отставке не по возрасту или немощи, постоянно предлагают генералу свои услуги. К Коржакову отношения не имеют. Они вытаскивали многих солдат из чеченского плена, делали это до последнего времени и по собственному желанию. Передавали ребят обычно в Комитет солдатских матерей, не афишируя свои имена.
Они навели все справки о тех первых, попавших в беду корреспондентах. Появилась реальная схема освобождения. Заработала цепочка. Доложили и генералу. Я про себя ликовал, ожидая, что именно моему шефу удастся спасти коллег. Молчал, поскольку был предупрежден о естественной секретности.
А вскоре звонит вечером
Георгий Гулиа из "Интерфакса", зачитывает готовое сообщение своего агентства на основе телефонного разговора с Александром Ивановичем. Суть - генерал заявляет, что корреспондентов ОРТ действительно согласны передать его представителям. Осталась будто бы одна трудность - дороги в горах плохие... Все! Рискованный труд людей был этим преждевременным заявлением перечеркнут.
В ноябре изрядно подсыпал мне соли на раны любитель "момента истины" Андрей Караулов. Опыт и информированность его вне всяких сомнений. На протяжении полутора часов в его шикарной квартире, нет чтоб живописью, подлинниками великих мастеров наслаждаться, я с пеной у рта доказывал глубину искренних побуждений Александра Ивановича.
Андрей чисто по-телевизионному "срезал" меня одним вопросом, будто уводящим в другую степь: "А тебе не кажется, что Лебедь просто по натуре предатель?" Я бы, наверное, отреагировал быстрее, если в глазах молча сидевшего рядом, известного не только своими пьесами, но и мудростью, Михаила Шатрова не увидел согласия со сказанным. Здесь эта тема, видимо, всплывала не раз.
Я упирался. По-моему, не без успеха. Но больше к Андрею не заходил, как бы повода не было...
...Грустно описывать многое. Есть шанс превратиться в акына коммунальной квартиры. Но, видит Бог, все до единого люди на "Лаврушке"* вынуждены сталкиваться с интригами.
Все, начиная от генералов, коих было немало, до лейтенантов запаса и милых, добрых, покладистых женщин. А чтобы этот отставной коллектив меньше рассуждал о мании величия других этажей "Лаврушки", что уж явно не вязалось с былым предвыборным единством, людям запускали примитивно пакостные слухи друг о друге. Они годами жили в военных городках, привыкли к круглосуточному общению в концентрированном виде. И было достаточно занести мелкий микроб - все страдали, как гриппом.
Жаль, но именно в ничего не решающих звеньях "Чести и Родины" отстаивается лучший человеческий материал этого общественного движения, а, впоследствии, и партии. С ними лидер никогда не советовался о серьезных поворотах своей политики, но они как один горячо одобряли все задним числом. Даже для проформы Александр Иванович при мне ни разу не устраивал общих собраний "ЧиРовского" этажа. Хотя иногда, вместо партии в нарды, стоило за четверть часа снять накипь досады у людей, тебя боготворивших. Впрочем, это эмоции. К ним у Александра Ивановича отношение резкое.
Когда он, крайне редко, да еще не в настроении, оказывался на "общедоступном" этаже, легче было заговорить не с живым, а с его многочисленными портретами. Появление Лебедя - проход головного эсминца с эскадрой. Волна отжимала народ к стенкам.

Интриги "Лаврушки"

Долгие месяцы на "Лаврушке" дали понять, что в особняке организовано дело так, будто здесь живет и работает президент. Не кандидат, не будущий избранник народа (таковое я и сейчас не отметаю), а уже готовый, инаугурированный Глава государства. Забавы, охрана, интриги двора - непременные атрибуты. Даже страх обязан был присутствовать. Без мании преследования тоже не обошлось.
Уже к концу 1996 года Лебедь начинает повторять, что "наружка" круглосуточно его пасет. Самолеты, если он летит обычным рейсом, придерживают, а то и вовсе не выпускают, поскольку поездки его связаны с выборами в регионах.
В детскую игру с тех пор превратится чехарда с номерами мобильных телефонов, хотя даже я имею представление о том, насколько просто отыскать спецслужбе нужного абонента, если понадобится. Эта штабная игра, конечно, предназначается для другого. Для прочной изоляции Александра Ивановича, чтобы держать полностью под контролем все его контакты. Впечатление складывалось тяжелое. Домашний телефон поменялся, и его уже не знали даже замы: ни Остроушко, ни Денисов, ни Харламов. Мобильный никто из помощников на генеральной половине никому не давал.
Однажды новые правила докатились и до меня. Не помню, откуда мы возвращались, но, сидя рядом с Александром Ивановичем в машине, я, по возможности сдержанно, расспросил его, знает ли он о распоряжении не пускать меня к нему без вызова. Лебедь все обратил в шутку. Вошел в здание и сказал охраннику: "У вас где-то там есть журнал, в котором записано: Бархатова не пущать. Так вот, зачеркните "не". Останется - пущать".
Потом нововведения захлестнули в петлю начальника охраны Александра Борисенко, всегда свято оберегавшего интересы шефа. Сначала им попытаются управлять; как говорят в охране, сделать из него "простого быка", а потом, когда не получится подчинить, уволят. Шеф простится с ним по-человечески. Не найдется времени на короткий разговор один на один.
Было ясно: кто-то всерьез начал бороться за безраздельное влияние на Александра Ивановича руками приближенных. И уже не важно, сознательно или бессознательно они этому содействовали. Удивлял не сам, по идее, вполне логичный процесс - пока генерал заметная фигура в политике, им будут пытаться манипулировать, искать вариант использования. (Немало сильных мира сего обращались, искали контактов и через меня). Поражает легкость, с какой Лебедь позволял это делать с собой. А ведь тяжелый должен быть осадок в душе: сдавать надо преданных людей, причем независимо от уровня взаимоотношений.
Грустно выглядел разрыв Александра Ивановича с Юрием Юрьевичем Поповым. Вместе с ним, основателем "Чести и Родины", бывшим главой избирательного штаба Лебедя в период президентской гонки, ушли многие думающие люди. Лебедь, фактически, потерял аналитиков, разработавших его взгляд на реформу армии. Делать подобные глупости может заставить только кто-то очень неглупый. Неуправляемых, самостоятельно мыслящих из ближайшего окружения удалили. Незаметно - филиппинская хирургия.
Постоянный водитель генеральной "вольвы" Андрей едва заикнулся от имени всей охраны, что второй месяц не выплачивают зарплату. Лебедь вроде бы пропесочил, кого надо, деньги выдали. А Андрея... тут же уволили. В добрую сказку о том, что Александр Иванович этого не заметил, или без его ведома "рассчитали" человека, и охрана не поверила.

После отставки

Захожу. Глаза шефа остывали минут пять, как будто он с трудом меня узнавал. Или вглядывался в человека, о котором ему уже столько гадостей порассказали, что он мучительно думал, а о чем с ним вообще можно говорить в таком случае. Вот конспект речи, выношенной за океаном и которая досталась мне: "Журналистов всех на фиг до Нового года. Все проекты PR до лучших времен. Своя газета - туда же. Театры, культура - не хочу. Выходить к людям не с чем. Книгу? ни диктовать, ни писать настроения нет".
Говорю, настало время подумать о второй "чисто представительской" фигуре из коалиции или команды Лебедя.
- Согласен. Такой фигуры нет.
Это расшифровке поддавалось просто - нет и не надо. Говорю о том, что не мешало бы почаще встречаться с активом "Чести и Родины" хотя бы. Совсем засохли люди. О хозяине дорогого образа, которым все стены завешены, узнают из газет и по ТВ. А всего-то этажом выше.
Молчание.
19 декабря впервые я оказался дома у генерала. Уютно. Легкий "сервантный" налет на обстановке всей квартиры напоминал мое собственное пензенское детство. Хрусталь и часики на самом видном месте за стеклом. Было ясно - предметы подарочного происхождения явно превосходят числом то, что покупалось в дом скромной четой Лебедей. Напротив серванта, у книжных полок и нескольких рядов бытовых видеокассет с пестрым набором видеофильмов - диванчик, два больших мягких кресла. На стене - ковер.
Позже я получу страшную отповедь от одного из опытных разведчиков-нелегалов за "обстановку квартиры вашего лидера". Я просил специально консультировать меня, какое впечатление могут произвести на иностранцев внешние детали, сопутствующие появлению Лебедя в прессе. Помню, после интервью с фотосъемкой для "Пари-матч" этот человек листал журнал и отвратительно спокойным голосом констатировал:
- Уголок с диваном и крестами. Ковер. Для европейца - вопиющая азиатчина... Фото в обнимку с большой игрушечной обезьяной, к лапе которой пришит банан. Прелестно. Банан присутствует во многих западных языках дурака, глупца. Мол, банан вам в руки. А вот интересно - портрет с книгой. Хорошо. Но в подборке единственная фотография на фоне полок с книгами, которую господин генерал разместил, получается, только в прихожей?.. Да-с. Означает, что не профессорских познаний человек. Ну, кухня - это по-армейски голо и... мило. Словом, что я мог бы заключить только из фотографий, не читая текста. Из вашего шефа фотограф добросовестно сделал портрет обывателя средней руки, который рвется во власть.
Честное слово, меня тогда проняла дрожь.
Приходить к Инне Александровне - всегда удовольствие. Кофе или чай с непременно вкусными печеностями - лишь начало. Кондитерская школа тут отменная - генерал любит сладкое и пирожные.
Тихий грудной голос, всегда готовый к шумным всплескам легкого естественного смеха. Ее открытость, искренность действуют сильнее любых запретов на смакование подробностей личной жизни четы Лебедей. Надеюсь, и я не заступлю за черту.
"Театр? Развлечения? Почти никуда не ходим. Друзей, таких, чтоб в доме часто принимать или самим навещать, - не нажили. Тульские знакомые, где муж командовал дивизией, недалеко... Но... опять же политика. Александр Иванович, будучи в Приднестровье, просил в 93-м гвардейских офицеров не выводить части к Белому дому. Обещал никому руки не подать, если примут участие... И отношения с руководством города тоже не очень. Дочь проведать, живущую там, с превеликим удовольствием, а губернатором ехать, Боже упаси. Нет, разные там отношения с людьми, сложные и разные. Да и дом - уже здесь, в Москве, в Крылатском".
В дверях внезапно появляется юноша. Интересуется обедом...
"Ну, сделай там себе чего-нибудь", - Инна Александровна не поднимается с дивана. Я был в доме впервые, и она отдавала должное этикету (позже вполне могла позволить себе забраться с ногами на диван). Коротко кивнула на дверь: "Племянник".
Племянник и исчезает так же незаметно. И что характерно - на меня ноль внимания. Ни слова, ни взгляда. Я потом привыкну к скрипу дверей других комнат, осторожным шагам никогда не выходящих к гостям людей. При последующих телесъемках в доме я прекрасно знал, что в закрытой наглухо дальней комнате продолжается жизнь многочисленных родственников.
Генеральную квартиру дадут 30 декабря 1991 года. Дату запомнит навечно, как дни рождения внуков. Жилплощадь упала с самого неба - следом за интервью Ельцина в теленовостях, что он берет Лебедя под свою защиту. По крайней мере, у Инны Александровны так отложился главный смысл слов президента о муже... В 1992-м генерал скажет, что едет дней на десять под Харьков выводить очередную десантную роту из стран ближнего зарубежья на родину. А в штабе сердобольные люди подведут - позвонят ей и скажут, что Александр Иванович звонил "оттуда, откуда Вы знаете, велел передать, что там, где он сейчас, все нормально, не надо верить телевизору". Так она узнает про Приднестровье.
Совсем неожиданно, много позже я услышу из уст старого знакомого Александра Ивановича четкую, словно математически выверенную, формулировку отношения генерала к жене: "Она - безусловно, его единственный близкий друг. Он всю жизнь доказывает ей, что стоит ее выбора, что он самый-самый. Добивается, чтобы прежде всего она признала его таланты".
Вспоминая Инну Александровну, мне ничего не хочется искажать в этой формуле. Но, когда генерал заявит журналистам, что уволил своего пресс-секретаря вследствие нашумевшей истории с опубликованием за его подписью плагиата, я позвоню Инне Александровне. Совсем по-другому поводу. И услышу: "Саша, неужели Вы могли так подставить Лебедя, о чем все кругом говорят?" Я ответил только: "А Вы спросите Александра Ивановича, как было дело в действительности...".
Меня сильно оскорбило и покоробило то, что Лебедь, коли об этом шла речь дома, не сказал правды.
Семь вечера. Малый театр. "Чайка". От неприветливого по случаю недосыпа шефа получил урок, что называется, с порога. Я автоматически шагнул помочь Инне Александровне скинуть шубу и, слава Богу, рядом была моя жена, которая смягчила реакцию генерала. С тех пор я усвоил, что никогда, нигде и никто, кроме генерала, не может ухаживать за его женой, выполняя даже роль гардеробщика.
Стакан сока и то непременно сам придвигал.
Во время спектакля видел, как мужественно Александр Иванович держит удар судьбы и не спит. В перерыве по просьбе Инны Александровны нашел у администратора кофе. Оказался нерастворимый, мелкомолотый. Генерал пил под смешки женщин, отплевывался, но проснулся. Даже написал на висевшей рядом афише "Царя Иоанна" что, видимо, забыл добавить прошлый раз: "Ничтожный царь - это страшно".
Спектакль Лебеди смотрели внимательно, прилежно, тихо аккуратно, пристально. На лицах никакие эмоции не отражались. В зале смех - а у них, максимум, легкая улыбка на губах. Трагедийная пауза - полное самообладание. Вообще, когда я в ту пору заговаривал с ними о театре, Лебеди называли только Малый, классический стиль им ближе, понятнее. Александр Иванович добавлял, что классика полезней.
Дали занавес. Актер Михайлов жестом пригласил за кулисы. Нельзя не пойти.
Застолье в синей гостиной с роялем. Дуэт Михайлова с Муравьевой. Эдакий веселый, легкий сабантуй умных людей, решивших поупражняться в юморе, в сочинительстве добрых и, вместе с тем, державных тостов.
Отдельно держались пять-шесть японцев. Кажется, спонсоры гастролей Малого в Японию. буквально рты разинули, увидев Лебедя. Заворковали что-то, комбинируя из двух слов "чайка, Лебедь". Как водится, напросились вместе с ним сфотографироваться. И тут Александр Иванович сразил всех. Достал из кармана внушительную пачку долларов, десять тысяч, и протянул Юрию Соломину "для нужд труппы". Обернулся: "Спорим, что японцам это - слабо?" Те стушевались окончательно. Инна Александровна, чтобы как-то сгладить неловкость, предложила тост "за женское начало в этом театре". Сказала так прочувствованно и просто, что гостиная ожила.
Всю обратную дорогу меня "пилила" жена, что уж очень я стал любезен с генералом. Кофе, стаканчики подаю. Ей показалось, что это близко к понятию "лебезить". Мало ли, что человек не выспался... Дал себе слово осмыслить сказанное и сделал вывод, что жена права. Что-то настоящее, по-человечески равноценное стало уходить из наших отношений с генералом. Мне все время чего-то недоставало, чтобы представлять его спонтанные поступки и мысли как исходящие из более возвышенных побуждений. В том числе жест с десятью тысячами. Эта сумма, может, не пробыла в кармане Александра Ивановича и дня - чей-то "политический взнос". Но зачем пускать пыль в глаза? Прицепятся все газеты. Из налоговой инспекции потребуют отчета, откуда сбережения у генерала-пенсионера. Можно наплевать. Но что отложится в голове у тех бедолаг, кто надеется на Лебедя-бессребреника...
...Вот какой разговор получился у меня по возвращении шефа из Германии с влиятельным советником из окружения Коля:
- Ваша имиджмейкерская команда напрасно решила, что лучше всего показаться всему свету в плаще с отворотами и ремнем на военный лад. Сильно напоминает гитлеровских генералов. Этого не нужно делать в нынешней Германии. А когда Ваш лидер так резко критикует законного президента России, это у нас вызывает больше удивления, чем уважения. Это значит - нелояльность к Закону. И еще, простите, но у нас считается достойнее критиковать политические тезисы соперников, а не их внешность или здоровье. Государственный деятель, например Клинтон, который господину Лебедю нравится, никогда не унижает своего противника как личность. И потом: "Я - не демократ" - такая риторика допустима для России. У нас же в Европе свои реалии - генералу-не демократу место в армейском штабе, а не на трибуне. Избыток афоризмов, иногда смешных, - забавен. Но при этом нет никакой трезвой теории, логики управления огромной страной.
Немец удивил смелым и четким анализом. Тактично умолчал о том, что не касалось Германии, но что "сморозил" Александр Иванович именно там: "Приглашен Клинтоном на инаугурацию". В тот период я не смог сбить Александра Ивановича с волны наивного заблуждения, что во всем мире его держат за политика, которому прийти к власти - раз плюнуть.
Такой настрой был успехом личного "психолога" генерала. Он же предложил и схему поведения: первые лица государств жаждут общения с генералом Лебедем, и он не прочь позволить им это.
...Для Лебедя гладкая вода подобна могиле. В глубинке я "нарушал тишину". За зиму разослал не один десяток интервью с Лебедем. Навалил на себя заботы спичрайтера по собственному желанию, поскольку дело требовало контакта с региональными СМИ, а на команду "золотых или серебряных" перьев денег не выделялось. Александр Иванович регулярно, не без удовольствия, ставил автографы на материалах для областных газет.
Однажды вызвал и в конце разговора, как бы между прочим, говорит: "Александр Александрович, завтра я тут самостоятельно решил дать интервью французскому изданию "Экспресс", не поможете ли? Они прислали вопросы...
Забираю. Сорок с лишним вопросов. Профессионально "сшитые" - на каждый требуется политическая позиция, причем нередко по совершенно новым проблемам, которые ни разу не озвучивал генерал. А тут, на Лаврушке, элементарной справочной нет... Под утро я матерился наедине с собой, излагая взгляды на политику Китая и сотрудничество с мусульманскими странами.
Позже я спрошу, якобы, между делом: "Александр Иванович, не вернете ли правленный Вашей рукой вариант ответов "Экспрессу"? Надо же мне уяснить на будущее, что и как..."
"А у меня, - говорит, - не осталось копии. Единственный экземпляр я отдал. Благодарю Вас, там все нормально".
Как-то я интересовался у Инны Александровны: "Если дела требуют разорвать отношения с хорошо знакомыми достойными людьми, для Лебедя это серьезная проблема?" Она, помедлив, ответила: "нет, пожалуй, он расстается с людьми легко".

Лебедь отпускает тормоза

11 февраля, не объявляя журналистам, вылетели в Назрань. Оттуда в Чечню. В Як-40 набрали ящиков с церковной утварью для разрушенной и разграбленной православной церкви в Грозном. Двое южан, представителей частной компании, арендовавшей самолет, сначала тихо млели от присутствия Лебедя, их по-восточному обожающий взгляд было трудновато терпеть даже Александру Ивановичу. Он придумал выход. Втянул хозяев самолета в долгий азартный "храп". Эту карточную игру армейских офицеров я наблюдал впервые. Прежде в самолетах, бывало, мы перебрасывались в "дурака", проставляя условную призовую сумму, но тут игра шла всерьез.
В азарте Александр Иванович отпускает тормоза. Но это не означает расслабленность. Вовсе нет. Наоборот. Избыток эмоций во взгляде и движениях - самые настоящие. Он и тут не наивный дилетант, которому должно повезти только потому, что всем новичкам везет. В игре он бдителен, как кот с мышами, никогда не забывает пересчитать банк и проверить счет партнера. Проигрывая, легко может взять в долг, но предпочитает все же одалживать не у тех, с кем сидит за столом. Однако, скупердяйства или тяги к деньгам, вопреки многим пересудам в "команде", я лично не замечал. Скорее надо употребить слова - аккуратное отношение.
Во всяком случае карточный азарт в личных финансовых делах Лебедя не присутствует. А со временем он передал "денежные полномочия" проверенным людям. И даже подпись генерала не гарантировала оплаты "векселей", ее могли унести как автограф на память.
На издержки искреннего рвения подчиненных, оберегающих интересы патрона, списал я и чуть было не вылившуюся в скандал историю со съемками фильма о Лебеде одной французской телекомпании. С "небедных" моих коллег-журналистов запросили 10 тысяч долларов за час интервью с Александром Ивановичем. Сперва, был грех, я подумал, что это уже согласовано с генералом. А тут еще съемки начали переноситься, французы "вхолостую" прилетели из Парижа в Москву и обратно. Человек десять с аппаратурой. Нервничали и давили на меня - популярнейший ведущий и генеральный продюсер канала не могут ждать бесконечно, непорядочно с ними поступает генерал Лебедь, они расскажут журналистам (а это было накануне поездки Александра Ивановича во Францию) и добавили: "Мы готовы выполнить все ваши условия, хотя десять тысяч в час - так мы ни с одним политиком не работали. Дороговато".
Представил я мысленно заголовок в "Монд": "Соискатель президентского титула стоит десять тысяч баксов в час"... Осторожно, помню, начал разговор с генералом. Сняться надо, коли вы сами пообещали и дали слово офицера, но вот дороговато и... малоприятно. Так случилось, что разговор этот зашел при его жене. Генерал хотел тут же позвонить "деятелям". Но быстро успокоился, когда я заверил, что решу проблему и сам переговорю с тем, кто перестарался, иначе все будет выглядеть фискальством с моей стороны.
Уладил с французами. От своих получил женскую истерику.
Утром следующего дня зашел на "барскую половину". Попал к самому началу застолья, посвященного возвращению генерала и прошедшему празднику 23 февраля.
- Присаживайтесь, старший лейтенант...
Шеф, видимо, все же хорошо выспался, несмотря на мой поздний звонок. А происходящее словно давало мне образец человека, который, покорив весь мир, все же не остался на Олимпе, а... вернулся к друзьям:
- Хотели было отменить вертолет до могилы Де Голля. Говорят, по их меркам погода нелетная. Я их все-таки пристыдил, и мы полетели. Смотрю вниз, но даже на спор не нашел ни одной халупы на манер нашей бедно российской...
Французский анекдот рассказал:
- Метет утром дворник тротуар - "вжик-вжик". Француженка, мадемуазель, из окна высовывается: "Мсье, нельзя же так, вы сбиваете с такта весь квартал..." "Хорошо, простите, мадемуазель", - дворник стал делать "вжик-вжик" в два раза чаще...
Честно говоря, я давно не слышал такого натренированного смеха. Если бы в этом месте требовались аплодисменты - то маленький зал бросил бы бутерброды с икрой и разразился овацией стоя. Впрочем, может, это была обычная атмосфера обедов второго этажа - не знаю. Я всегда предпочитал не столоваться там, куда надо было специально "попроситься".
Как Александр Иванович переваривал такую порцию лести и подобострастия, для меня осталось загадкой. Но, не пресекая это, он делал явно приятное для собравшихся.

С глаз долой - из сердца вон

...К съезду третьей силы нельзя было не выпустить газеты.
Посмотрев полосы, пара особо приближенных заявила, что такая газета не нужна. На кой черт все эти Евгении Матвеевы, Юрии Соломины, Аркадии Вольские и прочая интеллигенция. Вообще, интеллигенцию - к черту (я, разумеется, смягчаю).
- Этой газетой подотрутся люди из народа. А нужно схватить толпу.
- Авторитет "Матвеевых и Вольских" держится на симпатиях сотен тысяч людей, - по инерции убеждаю я. - Скорректировать газету на более широкое направление - согласен. Но это можно сделать только, когда она заживет, "по ходу".
- Ты вообще ни с кем не срабатываешься. Вот даже Харламов и Денисов с тобой работать не хотят...
Бывает же - легкие на помине мои коллеги по СБ как раз заходят в дверь. В запал

Компромат.Ру
http://flb.ru/info/0.html

15.04.2002