К светлому грязь не пристает

Кобзон - это интересно. После съемок он сразу, раз и навсегда, отказался смотреть передачу до эфира, но у нас - такой закон - смотрят все. Исключением был разве что Андрей Козырев - за годы!

Я настоял. Кобзон оставил в программе все как есть.
Андрей Караулов. Израильская газета "Едиот Ахронот" пишет: "Отказ компетентных органов США продлить въездную визу Кобзону - это не случайно. Кобзон - не рядовой член мафии, а один из ее главных лидеров. Будучи евреем по национальности, Кобзон стал - в кавычках - министром иностранных дел мафиозных групп России. Более того, сейчас Кобзон избран казначеем совместной кассы всех бандитов Москвы, он лично распоряжается средствами мафии, выделяемыми для специальных целей, например для взятки тем лицам, кто способен обеспечить прекрасные условия для находящихся в тюрьме членов мафии".
Иосиф Кобзон. Вы с этого решили начать наш разговор?..
- Я хочу спросить, почему вы не подаете в суд на влиятельную израильскую газету и не разорите ее - через суд, - если все это ложь.
- Помните, перед тем как встретиться в эфире, вы предлагали предварительно... где-то поговорить?..
- Познакомиться и поговорить.
- Ну, если я казначей...
- Значит, деньги у вас есть. Но за себя я обычно плачу сам. Так лучше.
- Так вот. Я подал в суд, Андрей Викторович, на эту газету. Я подал в суд и на последнее, так сказать, происшествие в аэропорту Тель-Авива "Бен Гурион", еще раньше был мой иск к редакции "Советской России" и журналистке Кислинской, мой иск к "Вашингтон таймс" и госдепартаменту США, что равносильно самоубийству, как мне сказали, потому что госдепартамент никогда не признает свои ошибки. Я по приглашению Пьера Кардена должен был вылетать в Париж, по приглашению Луи Ферро я должен был посетить Германию. Так вот, в этих посольствах мне тоже отказали в визе.
- Иными словами, нет гарантий, что если вы приедете в какую-то страну, то на вас не наденут наручники, как в Израиле.
- А вообще наш народ, я хочу вам сказать, Андрей Викторович, смеется над этими публикациями. Вначале была сенсация: народный артист Советского Союза появляется на Петровке с деньгами, выручает воров в законе, с Отари Витальевичем покойным...
- ...Квантришвили.
- ...Квантришвили. Хотя честно скажу: мне было психологически тяжело после этих публикаций выходить на сцену. Казалось, что сейчас кто-то выкрикнет из зала какую-то реплику, пришлет мне записку с осуждением или с вопросом каким-то... нелицеприятным, но - хотите верьте, хотите нет - ничего не было. Вообще ничего! Или когда, скажем, из-за этих статей происходит - на нервной почве - несчастье с моей женой, когда какой-то инспектор ГАИ останавливает моего сына, берет у него удостоверение: а, Кобзон Андрей Иосифович, сын мафиози... мне больно.
- Сегодня Иосиф Кобзон имеет несколько фирм. Ну, из "Московита" вы вроде бы ушли, хотя...
- Я не ушел. С "Московита", собственно, все и началось. Сначала это была концертно-зрелищная дирекция "Москва", но она быстро переросла в акционерное общество "Московит", уже многопрофильное, где присутствовал и шоу-бизнес. Впоследствии мы разделили эту фирму на холдинговые компании. Одна занимается нефтью и нефтепродуктами, другая - "Московит-металл" - продает ферросплавы. Кроме того, мы открыли в Москве несколько очень красивых, замечательных аптек - круглосуточных, с дежурным врачом. И тут же ваши коллеги стали писать в газетах уже о наркобароне Кобзоне - и т.д.
- А вы на что надеялись, Иосиф Давыдович?
- А вот как работать, Андрей Викторович, чтобы не оказаться в грязи? Вы знаете, за все время у нас не было ни одного инцидента - ни одного. Если вы спросите меня, сколько стоит тонна нефти сырой, я отвечу: не знаю, я занимаюсь идеологией бизнеса. Помолов, генеральный директор Нижегородского авиационного завода, был нашим акционером. И когда я с партнером отправился в Малайзию по совершенно другим вопросам... он дал нам доверенность на переговоры о "МИГах".
- Но вы же не профессионал, Иосиф Давыдович. Вы же певец.
- А здесь не надо быть профессионалом, Андрей Викторович. Я же говорю: достаточно определить идеологию и политику.
- Воробьев, наш посол в Малайзии, рассказывал мне, что переговоры о "МИГах" в Куала-Лумпуре идут до сих пор. И контракт, который первоначально был всего на шести страницах, сейчас вырос до... двух томов. Но он так и не подписан...
- Говорю же: мы переговоры проиграли. Когда я - о котором один из заместителей господина Авена позволил себе сказать, что с "МИГами" в Малайзии у нас все было бы хорошо, если бы не вмешивались такие бизнесмены, как Кобзон, - пришел к Авену Петру Олеговичу и твердо ему сказал: либо ваш заместитель извинится передо мной, либо не обижайтесь - я буду вынужден опубликовать те данные, которые есть в моей папке. А в папке, Андрей Викторович, были вопиющие данные... Все это я в итоге отнес господину Гайдару. Показал. Я считал, что мы с партнером въехали в Москву на белом коне, ибо, как поют мои коллеги, "Восток - дело тонкое, Петруха", Малайзия была готова сразу же подписать контракт на четыре миллиарда долларов.
- Иосиф Давыдович, я даже допускаю мысль, что в том же Куала-Лумпуре Кобзон мог бы, наверное, продать эти самолеты не хуже, чем министр Авен. Но вы понимаете, что погубили себя...
- В каком плане?
- Во всех. Вот смотрите: я прихожу к Кобзону, мы с вами совершенно не знакомы, говорим о грязи, налипшей на Кобзона, и я чувствую: вы тут же готовы принять удар, вы уже ощетинились...
- Я всегда готов принять удар.
- Зачем? Я пришел к профессору, к народному артисту Советского Союза. Что было бы, если б...
- (Перебивает.) К светлому грязь не пристает, Андрей Викторович.
- Вам действительно известно имя вашего потенциального убийцы? Действительно существует офицер Беляев, которому приказано вас убить?
- (Пауза.) Я с Беляевым не встречался... к счастью, но о таком заказе мне известно. Почему, скажем, Руслан Султанович Аушев вел переговоры, да? Поднять руку на известного артиста нашей страны... это приведет к непредсказуемым последствиям. Правда, в обществе у нас все очень быстро забывается, но много, знаете, было... добрых советчиков: Иосиф, самое лучшее в этой ситуации - уехать, переждать. А что значит "уехать"? Если я спокойно ложусь спать и не боюсь, что сегодня в шесть утра люди в штатском обыщут мою квартиру или предъявят мне ордер на арест... Хотя да: постоянно прослушивают все мои телефонные разговоры. Один из председателей ФСБ... пришел в мой офис, мы разговариваем, и он глазами показывает мне на потолок: там у вас "жучки". И вы, говорю, боитесь? Ну, нет... я не боюсь, но не надо, Иосиф Давыдович! Одним словом, так: я не ищу дружбы с власть предержащими, я не ищу их любви - я хочу спокойно жить и работать. Я хочу не обращать внимания, что меня снимают с концерта в честь Дня милиции, хотя я 25 лет кряду принимаю в них участие. Меня снимают с праздничного концерта во Дворце съездов - Кобзону нельзя. Меня снимают с Олимпийского бала, хотя я всю жизнь со спортсменами, на всех их сборах, соревнованиях... ну и что делать? Когда раньше снимали с правительственного концерта, тут все было понятно, можно было апеллировать к режиссеру, например. А здесь я даже не знаю, к кому апеллировать.
- То есть вы не знаете, кто это делает?
- Я могу предполагать, Андрей Викторович, но я привык уважать презумпцию невиновности, потому что сам страдаю от неуважения к ней.
- Вот она, нефть-то, Иосиф Давыдович!
- Конечно, конечно... Здесь добавьте к личности Кобзона... так нескромно называю себя, к моей общественной педагогической деятельности еще и авторитет бизнесмена. Они даже не понимают, какой ущерб наносится нашему делу, нашему бизнесу. Я послал запросы и получил ответы: никаких телефонных прослушиваний в офисе или в квартире Кобзона не ведется. А к нам пришел обычный мастер, который должен был что-то починить в телефонной сети, так вот, он приходит и говорит: "Товарищ Кобзон, что делать-то?" "А что случилось?" - спрашиваю. "Да, - говорит, - я вскрыл провода, а у вас на всех четырех линиях "жучки" стоят". "Ну, что, - говорю, - сейчас мы узнаем телефон приемной ФСБ, ты позвонишь и спросишь: можно "жучки" на время ремонта снять?" Я, Андрей Викторович, не боюсь их, они слабее меня, иначе со мной бы давно разобрались. Вы не задавались таким вопросом: если Кобзон действительно имеет отношение к криминальным структурам, то кто же мешает нашим властям расследовать это все и применить меры?
- Кто же мешает?
- Я "лужковец" и не скрываю этого. А им, понимаете, нужно дискредитировать Юрия Михайловича. Здесь все: поиски компромата, разные наветы, подметные письма президенту. Но слишком монолитная фигура Юрий Михайлович. Значит, надо скомпрометировать его окружение. Но, к счастью, Юрий Михайлович это раньше всех понял. Поэтому он нас и успокаивал: "Держись, пожалуйста, не отвечай на провокации".
- Вот вы работаете с Лужковым. Вы его консультант по культуре...
- Не консультант, что вы. Советник по культуре.
- И в то же время вы говорите о Владимире Рушайло, начальнике московского РУОПа, тоже в какой-то мере подчиненном Лужкова. А что, его люди убили Отари Квантришвили?
- Нет, я так не говорил.
- "Квантришвили, - я цитирую по памяти, - сделал большую глупость. Он с экрана сказал: у Рушайло есть дети, вот пусть он о них подумает. Это и был его приговор".
- Я-то, зная Отарика, хорошо понимал, чту он имел в виду, когда говорил, что у Рушайло есть дети. Он, кстати, сказал: "И у меня есть дети, пусть он подумает о своих детях", - то есть он имел в виду о будущем и т.д.
- А Квантришвили был богатый человек?
- Вы мне поверите, я не знаю, сколько у него было денег. Но я не думаю, что он был богатым человеком. Он был не бедным - я бы так определил.
- Все догадывались, что бизнес Квантришвили связан с криминалом? Казино и т.д.
- Неправда, я хорошо знал Отари, я вам скажу, на чем он делал деньги. Это был такой... робингудовский рэкет: он приходил в коммерческие структуры, приводил с собой спортсменов и просил благотворительной помощи для развития спорта. И ему платили деньги.
- Почему платили?..
- Значит, его боялись, будем так говорить.
- То есть была какая-то угроза...
- Нет, угрозы никакой не было. Вы знаете, в жизни, кстати, Отарик не был агрессивным, нет, он был достаточно справедливым человеком.
- Любой уголовный авторитет кому-то делает добро. Бывает, дает деньги на храмы, на детские дома...
- Ну и что ж здесь плохого?
- Но это бандиты, Иосиф Давыдович. Япончик, Тайванчик...
- Хорошо, теперь я отвечаю вопросом на вопрос: а вам бы хотелось познакомиться с Япончиком?
- Конечно, очень.
- Тогда почему вы осуждаете мое любопытство? А мне было крайне любопытно... что за человек?
- Я бы и у Гитлера взял интервью. Просто у меня профессиональный интерес к людям, я журналист. А вот народного артиста СССР Кобзона все чаще и чаще сегодня связывают именно с Япончиком, Тайванчиком и еще, черт, Калина... какая-то. Почему вас так тянет к этим людям, что вы ищете?
- Мне эти личности интересны. Чье это порождение, так сказать? Они очень разные... Было бы преувеличением с вашей стороны сказать, что я связан с этими людьми, хотя да: я знаком с некоторыми из них. Ну, скажем, Япончик, Отари Витальевич, Тайванчик... безобиднейший, кстати сказать, человек. Я много лет его знаю. Его зовут Алимзян, он узбек по национальности, и я ему говорил: "Алик, если бы ты был артистом, я бы предложил тебе играть "В чужом пиру похмелье" и "Без вины виноватые".
- Кого - Шмагу, что ли?
- Неважно, просто по смыслу, он всегда виноват в тех грехах, которые абсолютно к нему не причастны.
- Тогда уж - Борис Годунов: "Кто ни умрет, я всех убийца тайный..."
- Вот говорили, что он в Германии открыл сеть антикварных магазинов, что он контролирует наркотический бизнес и так далее... Поверьте мне, он к этому не имеет никакого отношения. Я не журналист, но мне тоже интересно - судьба человека, интересующего меня. В любой сфере. Я, кстати, очень горжусь дружбой с первым отрядом космонавтов... И я всегда ловлю себя на мысли - зачем тебе это нужно? А мне безумно интересно. Вот, например, в Можайске есть женская колония, я выступал там... и знаете, самая такая... возмутительница спокойствия, уже просидевшая много лет, - она вдруг вышла на сцену и сказала: "Никогда вы не слышали от меня таких слов, но я сейчас посмотрела на Иосифа, на его музыкантов, и хочу вам честно сказать: с сегодняшнего дня я буду делать все, чтобы скорее выйти на волю, потому что уж больно хочется к таким мужикам попасть..."
Знаете, сколько у нас официально зарегистрировано детей, рожденных вне воли? Около трехсот пятидесяти. Сейчас их специально разбрасывают по разным приютам, чтобы никто не мог найти - ни отец, ни мать. А почему бы, спрашивается, не создать для них специальный интернат. Но это, оказывается, помощь Кобзона преступникам. Альберта Лиханова вы знаете, да? В отличие от других детских фондов (не буду называть их руководителей) Альберт честно занимается проблемами детей-беженцев. Недавно он предложил мне новую программу - создать Фонд помощи детям, пострадавшим во время чеченской войны. И мы создали такой Фонд. Вот если бы я занимался только творчеством, как вы мне рекомендовали ранее, я бы жил... как и все актеры... только надеждой на выживание... Я пришел на юбилей Театра на Малой Бронной, и Лева Дуров спросил: "Ну, что ты нам пожелаешь?" И я сказал: "Я хочу только одного - чтобы вы выжили".
Когда мы с женой остаемся вдвоем, она все время меня спрашивает: ну что тебе не сидится дома, куда тебя все время несет? Почему тебе обязательно нужно с кем-то пообщаться? А мне действительно хочется общаться, это так редко происходит сегодня, мы встречаемся только на похоронах... И каждый раз говорим себе одно и то же: как некрасиво, как неправильно мы живем...
- А ведь не секрет, что Кобзон всегда старался быть поближе к "сильным мира сего", что власть как таковая вас всегда привлекала, всегда. Давным-давно, еще когда Игнатенко был пресс-секретарем Горбачева, я оказался у него в кабинете. Звонит телефон: "Алло, Иосиф? Да, летим. В Японию. Концерт - в субботу, будет Михаил Сергеевич, будет император... Иосиф, что ты... сегодня - среда. Я понимаю, что ты народный депутат СССР. А? Ладно, попробую". И вы пели на этом концерте!
- Слукавит любой артист, любого ранга, который скажет вам, что ему было крайне неприятно выступать на государственном мероприятии. Мы за честь считали приглашение...
- То есть власть... нужно... любить, только любить, тогда Горбачев тоже будет...
- А я и сейчас ему симпатизирую... Вы знаете, не далее как несколько дней назад я имел честь услышать в свой адрес высказывание Виктора Степановича Черномырдина.
- Иосиф, берегись президента...
- Нет, это было раньше... он просто сказал: "Иосиф, ты являешься национальной гордостью и национальным достоянием. И мы очень рады, что у нас есть такой артист, как ты". А высказывание моего горячо любимого мэра, который вышел на сцену и сказал: "Иосиф, пой, ты нужен России!" Разве это не комплимент? Нельзя без них! Нельзя, Андрей Викторович! Потому что они определяют сегодня возможности - как же вы не понимаете? Мне нужна определенная подпитка. Вот, скажем, я являюсь вице-президентом Фонда 50-летия Победы и членом российского оргкомитета по проведению памятных дат. Мы решаем ветеранские вопросы, афганские вопросы, другие вопросы - все упирается в средства. Идей у всех - вот сколько, и все нацелены на добро. Но - нет средств.
- Как же у вас получается и с Лужковым быть, и с Руцким дружить?
- Нет, здесь вы не правы. Я пошел на общение с Руцким после 91-го года, когда был объявлен опальным генерал Громов. Я очень люблю этого человека...
- Борис Всеволодович - замечательный человек...
- И меня связывает с ним братская дружба. С ним и с его семьей. Я ходил к Горбачеву... И Горбачев все-таки понял, что нельзя генерала Громова отрывать от Вооруженных Сил. И я просил Александра Владимировича помочь боевому командарму. Более того - когда случились эти события... межпарламентские...
- Октябрь 93-го года...
- Да, я первый раз пришел в Белый дом 28-го, и Руслан Имранович... он жив и не даст соврать... тут же сказал: "Надо же, хватило у них ума прислать тебя, а не чиновника". После нашего второго посещения включили воду, тепло. Кто я такой... значит, я тоже что-то могу, значит, я что-то представляю собой в этой жизни! И я пригласил жен Хасбулатова, Руцкого - мы принесли им белье, хотя Руслан Имранович (нужно знать его характер) осудил мою инициативу: не место женщине быть здесь! Тем не менее мы спустились к Руцкому и стали его уговаривать: "Саш, не надо, не злобствуйте, не надо..." И он, нужно отметить, пообещал и женам, и мне... мы ушли вожделенные. Думали, все будет в порядке. Верили. И вдруг я стал опальным...
- У нас такое государство, что от сумы и от тюрьмы, как говорится, зарекаться нельзя. Ну, с сумой вас представить трудно. А вот на нарах в кошмарном сне вы себя представляете?
- А в Израиле, когда меня задержали, это были нары. Не хотелось бы, конечно, себя представлять... но, знаете, был такой замечательный писатель - Виктор Ардов. И был знаменитый конферансье Алексей Алексеев.
- Алексей Григорьевич - легенда эстрады.
- Да. Они однажды ужинали, и Ардов говорит: "Алеша, ну как же ты, рафинированный интеллигент, эдакий чистюля... с французскими духами... как же ты пережил лагерь, тюрьму?" "Ничего, Витя, ничего, - отвечает Алексеев. - Привонялся..."
Наверное, вы ждете от меня каких-то политических заявлений - да? Вы их не услышите.
- А изменить жизнь?
- Каким образом?
- Отказаться от нефти, от ферросплавов...
- Зачем? Скажите, в кого себя превратить? В трусливого человека... Кто они такие, что... после того как они увидят... вот, Кобзон испугался, ушел, наконец-то мы ему показали кто он, кто мы. Нет, только мертвым меня можно брать...
- Они - власть, они - сила...
- Нет.
- Они - майор Беляев...
- Нет...
- Они - огнемет, ведь Кобзон пишет в газете: "Меня хотят убить из огнемета..."
- Они слабее моего оружия. Понимаете, мое оружие - вот здесь (показывает на горло. - А.К.). Поезжайте в Краснодар и спросите у любого жителя: покажите мне аптеку кобзоновскую...
- А в Краснодаре вас лишают звания почетного гражданина города...
- А вот у меня есть письмо из Краснодарской думы, в котором - слушайте, они просто занялись рэкетом. Самым настоящим! Они предложили мне, как почетному гражданину Краснодара, заплатить три миллиарда рублей - на школы города. Не успел я ответить, как вдогонку получил письмо, что меня лишают звания почетного гражданина...
- А сколько времени прошло между первым и вторым письмами?
- Неделя. Не знаю, в отместку или нет, но я тут же получил звание почетного гражданина Братска, затем - почетного гражданина Днепропетровска, и все после этого.
- Сегодня все говорят, что вас нужно уже и бояться, что Кобзон сам стал...
- Да, я стал немножко резковат в каких-то своих оценках, в обращении... Но мне очень интересно жить сегодня, мне интересно жить в этой стране. Я смело смотрю людям в глаза, а вот написал письмо президенту: Борис Николаевич, я ни в коем случае не хочу просить у вас прощения или, допустим, вашей любви, но я к вам обращаюсь как законопослушный гражданин к избранному моим народом президенту...
- Президент не ответил?
- Да. Не ответил. Ни мне, ни общественности, которая в мою поддержку с открытым письмом обратилась к президенту - интеллигенция, ученые, спортсмены... Никто не удостоил меня хотя бы звонком!
- Вы переживаете по этому поводу?
- Переживаю. Это мне мешает спокойно жить и творить... Это вы, Андрей Викторович, говорите, что петь так, как поет Кобзон, можно и до ста лет. А меня это обидело. Ты никогда не был на моем сольном концерте - откуда ты знаешь, сколько Кобзон может петь, сто лет или двести...
- Во-первых, был...
- Ни на одном сольном концерте вы не были.
- Во-первых, был. И не раз. И во-вторых...
- Я вспоминаю случай, когда в Доме литераторов служил такой... Борис Моисеевич, известный брадобрей. И вот приходит Фадеев. Борис Моисеевич... усадил его в кресло: "Правда ли, Александр Александрович, что вы были в Италии?" - "Да, вчера возвратился из Италии". - "А скажите, может быть, вы случайно проплывали Венецию?" - "Почему случайно? У нас была официальная встреча с Папой Римским". - "Зачем вы меня обманываете, Александр Александрович?" - "Почему обманываю?" - "Так чтобы встретиться с Папой Римским, нужно встать на колени и поцеловать Папе руку. А вы - коммунист..." - "Ну и что, - смеется Фадеев. - Я встал на колено и поцеловал Папе руку". - "И что же сказал вам Папа, когда вы встали на колени?" - "А Папа посмотрел на меня сверху и сказал: "Какой же м... тебя так плохо стрижет?" Все засмеялись. Борис Моисеевич покачал головой: "Нет, Александр Александрович, не были вы у Папы Римского... Не мог он так сказать о моей работе..."
- (Смеется.) Речь о другом, Иосиф Давыдович, сегодня, может быть, незаметно для вас изменилось и ваше творчество. Цинизм...
- Никогда!
- Все в жизни взаимосвязано...
- Нет... не все...
- И вы заматерели... на нефти.
- Да, я заматерел, но не потому, что стал скандальным, но заматерел - хорошее слово, то есть матерым стал.
- Вы только представьте, что Михаил Иванович Царев или Леонид Осипович Утесов занимались бы нефтью...
- Ну, вы понимаете... давайте мы с вами распределим эпохи... Вы хотите сказать, что один Кобзон не по своему, так сказать, основному профилю занимается бизнесом? Я могу назвать вам много имен.
- Фрэнк Синатра...
- При чем здесь Фрэнк Синатра? Меня никогда не волновала эта фигура! Правда, я был поклонником его творчества. А меня, значит, представляют как советского Фрэнка Синатру. И анекдот есть: Синатра сошел с ума, бегает по Нью-Йорку и кричит: "Я Кобзон, я Кобзон..." У меня был период, когда мне говорили: слушай, что ты мучаешься? Возьми еврейский паспорт... это сейчас так легко, любой еврей подъехал в израильское посольство, оформил документы, и - у тебя защита есть, Родина есть. Но в том-то и дело, Андрей Викторович, что я не собираюсь прикрываться чужим щитом. У меня есть мой щит. И он для меня опора. Да, в основном - из-за семьи. Я даже предлагал детям: ребята, у нас много друзей за рубежом, они предлагают квартиры, дома, свою защиту. Уезжайте - и у вас не будет проблем. Нет, отец, сказали дети, если ты уедешь, мы поедем с тобой куда угодно, а без тебя нам не нужна никакая заграница...
- Значит, силен сегодня Кобзон?
- Ну, как сказать... да, не слаб. Я могу постоять за себя и могу себя защитить. Я могу защитить своих друзей, и мои друзья всегда защитят меня. А еще я готов идти на компромиссы ради... общего, так сказать, успокоения... Да, хочется покоя, не более того, все ведь есть, чтобы жить.

Совершенно секретно
http://flb.ru/info/8158.html

15.12.1996