"Это были сложные годы путаницы и сумятицы"

Андрей Догаев отвечает на обвинения во взятках и злоупотреблениях

Мосгорсуд начал рассмотрение нашумевшего уголовного дела бывшего замглавы Министерства внешнеэкономических связей (МВЭС) Андрея Догаева. Он обвиняется в контрабанде ценного сырья, получении взяток и злоупотреблениях. Вчера суд начал допрашивать подсудимого.

Заседание началось с того, что судья Мосгорсуда Алексей Мариненко сделал внушение корреспонденту Ъ: "Не надо фотографировать господина Догаева, его адвокат жалуется, что у подсудимого от этого поднимается давление". Забота судьи о здоровье обвиняемого была не случайной: бывшему замглавы МВЭС предстоял многочасовой допрос по шести эпизодам обвинения.

Допрос начался с рассказа Андрея Догаева о себе:

– В системе внешнеэкономических связей работаю с 1975 года, трудился в Афганистане и Иране, а с 1982 года перешел на освобожденную комсомольскую, а затем партийную работу. В 1990 году на посту замначальника главного экономического управления МВЭС СССР участвовал в создании новой системы квотирования, лицензирования и таможенного наблюдения за экспортно-импортными операциями. В 1991 году перевелся из союзного в российское МВЭС в управление нетарифного регулирования, в котором занимался подготовкой к регистрации организаций, имеющих право экспорта стратегически важного сырья. Подписал порядка 4 тысяч экспортных лицензий.

– Это мало? – спросил судья.

– Много. Я имел право подписи лицензий и личную печать,– сказал подсудимый, посмотрев мельком на бабушку – народного заседателя, которую явно пугало слово "лицензия". И, видимо, специально для нее добавил:

– Мы разрабатывали все вплоть до формата туалета на таможенном посту, причем бесплатно.

Но, как выяснилось из последующего ответа на вопрос судьи, консультации клиентам в МВЭС в 1991-1992 годах давались на платной основе.

– Это были два сложных года путаницы и сумятицы,– говорил в оправдание подсудимый.– Спецэкспортеры нефти нам диктовались премьер-министром. Пришла, к примеру, к нам фирма "Пупсик", предъявила документы, и мы ее обязаны были регистрировать как экспортера.

– Теперь переходите к первому эпизоду предъявленного обвинения,– попросил господина Догаева судья Мариненко. (В этом эпизоде речь идет о незаконной выдаче московской фирме "Квинта" лицензий на вывоз 30 т кобальта в Великобританию.)

– Я подписал лицензию "Квинте" и скрепил своей печатью,– признался подсудимый.– Но сам я эту лицензию не готовил. А фирма эта, между прочим, реализовав экспортный контракт, спасла от уничтожения уральский завод прецизионных сплавов. К тому же прокуратура дело в отношении "Квинты" прекратила.

– Но вам,– напомнил судья,– вменяется, что вы по сговору с предпринимателем Назимом Ахундовым, который также проходит обвиняемым по вашему делу, получили прибыль от реализации этого контракта в $51 тыс.

– Ни, сговора, ни вознаграждения не было,– заверил обвиняемый. Единственное, на что ссылается следствие,– это на мои записи в ежедневнике о якобы встречах с Ахундовым. Но у меня была своя системы записи: я мог писать "Ахундов", а подразумевать другого человека.

– Но вы же не записали туда мою фамилию Мариненко,– удивился судья и спросил:

– А как вы относитесь к доводу следствия о том, что "Квинта" не имела права получать лицензию?

– Она имела регистрацию как участник ВЭС. Ну а то, что она не попала в единую базу данных... На тот момент в базу данных не попадало огромное количество лицензий. Дело в том, что у нас сгорел компьютер.

– А как же тогда почерковедческая экспертиза признала, что вы сами от имени "Квинты" писали текст заявления о получении лицензии? – поинтересовался судья.

– Не мог я писать,– уверенно произнес обвиняемый.

– А почему тогда документы из лицензионного дела хранились у вас дома? – не унимался судья Мариненко.

– Да у меня было три-четыре коробки изъято следствием из квартиры помимо этих документов. Я уходил вечером с работы с двумя портфелями, набитыми документами. Я думаю, ваша честь, вы тоже ходите домой не с пустыми руками.

– Нет, мы не ходим,– поспешил опровергнуть это судья.– Так почему в министерстве не было сформировано лицензионное дело?

– Вот это вопрос! – произнес подсудимый и задумался. Но так и не ответил.

Затем судья перешел к допросу Андрея Догаева по второму эпизоду дела – о подписании им в апреле 1992 года письма в Мурманскую таможню с просьбой поместить под режим временного вывоза 754 т никеля, предназначавшегося азербайджанской фирме "Петрохем". По этому эпизоду Генпрокуратура также обвиняет его в соучастии в контрабанде и в злоупотреблении служебным положением.

– Никакой юридической силы это мое письмо иметь не могло,– дал пояснения обвиняемый.– Оно носило рекомендательный характер, как если бы организация просила выделить квартиру своим сотрудникам. К тому же в 1992 году существовал российско-азербайджанский таможенный союз, так что никель, ушедший в Азербайджан, формально границу не пересекал.

– Но вы же лично приехали из Москвы, чтобы засвидетельствовать почтение Мурманской таможне, которой было адресовано письмо,– напомнил судья.

– Да, но воздействия на таможню я не оказывал,– возразил подсудимый.– И ответственности за действия таможни я нести не могу.

– А как же предъявленный вам от имени государства иск на 829 тысяч рублей, сумму неуплаченной таможенной пошлины? – спросил господин Мариненко.

– Его надо предъявлять не ко мне, а как хозяйственный иск к упомянутой азербайджанской фирме,– заявил господин Догаев.

Сегодня будет продолжен допрос подсудимого по остальным эпизодам дела. Ъ будет следить за процессом.

Коммерсант
http://flb.ru/info/8197.html

30.05.2002