Рентная петля

Вопрос перераспределения природной ренты является ключевым для будущего позиционирования России

От решения этого вопроса зависит место, которое наша страна займет в новой формуле экономической устойчивости мира, и отношение к ней основных игроков глобальной экономики. Оговорюсь сразу, полноформатных исследований на этот счет я не встречал. Тема только начинает разрабатываться на системном уровне. Проблематика природной ренты до конца не разработана, и вопрос носит дискуссионный характер.

Достаточно сказать, что наспех сколоченный блок «Родина», начертав на своих знаменах тезис о национализации природной ренты, набрал на выборах в Госдуму более 9% голосов и вытеснил из политического спектра «старые» партии: СПС и «Яблоко».
Чрезмерная политизация мешает выработке взвешенного решения, но в России по-другому и быть не могло. Отечественная экономика всегда считалась экономикой рантье. С той лишь разницей, что до революции в роли рантье выступал царь-батюшка, а после – КПСС. Либеральные реформы последних лет структуру российской экономики не изменили: вместо КПСС природу стали «доить» олигархи.
Проблема в том, что в условиях сырьевой (рентной) экономики вопрос перераспределения природной (ресурсной, горной, лесной, земельной и т.д.) ренты по сути своей является вопросом о власти.
Иными словами, проблема носит системный характер противоречий между различными группами интересов в бизнесе и политике.

Проклятие природных ресурсов

По оценкам Российской академии наук, ВВП России на 82% состоит из стоимости природных ресурсов, 12% приходится на амортизацию и только 6% обеспечивается непосредственным трудом. Проще говоря, 82% ВВП нашей страны формируется за счет природных богатств: нефть, газ, уголь, металл, древесина и т.д.
Если «монетизировать» проценты, то выходит, что 240 млрд. долларов (примерно из трехсот) – это подарок природы, и только 60 млрд мы зарабатываем своим трудом. Цифру в 240 млрд. долларов условно можно обозначить как размер природной ренты страны.
Дело в том, что стоимость природных ресурсов формируется без участия человека. Нефть и газ обладают стоимостью еще до того, как они извлечены из земли. Стоимость эта зависит от конъюнктуры мирового рынка, а не от вложенного в них труда. Доход без производственных усилий – определяющая характеристика ренты.
Природная рента является естественным инвестиционным ресурсом России, ее конкурентным преимуществом. Вопрос заключается в том, как мы используем это преимущество, насколько эффективно расходуется ресурс.
К «подарку природы» в 240 млрд. долларов мы добавляем стоимость всего в 60 млрд., которую условно можно обозначить как предпринимательский доход. Большая часть из этих 60 млрд. идет на создание и обслуживание транспортной инфраструктуры для доставки природных ресурсов на мировой рынок.
Получается, что российская экономика работает на самоуничтожение. Мы проедаем природные ресурсы, размеры которых ограничены, и не конвертируем их в новые стоимости.
Иными словами, 240 млрд. долларов можно рассматривать как ежегодную дотацию, а 60 млрд. – как уровень реальной капитализации российской экономики. Выходит, что с точки зрения общественного производства страна работает с рентабельностью в минус 400%.
Вывод, безусловно, спорный и даже парадоксальный. Повторюсь, тема природной ренты недостаточно разработана на системном уровне. Но подобный дисбаланс в экономике богатых ресурсами стран профессор Колумбийского университета, нобелевский лауреат Джозеф Штиглиц называет «проклятием природных ресурсов». А главный экономист Института «Восток-Запад» Алексей Макушкин причиной этого дисбаланса считает несоответствие вознаграждения и усилий в рентной экономике, которая формирует социальное иждивенчество, так называемый «менталитет рантье».
Проще говоря, рантье искренне считает, что именно рента (нетрудовой доход), а не добавленная стоимость, является его предпринимательским доходом (частной собственностью). При этом рантье инвестирует и создает новые стоимости только в том случае, если они сохраняют или увеличивают его доход (размер извлекаемой им ренты).
Например, с точки зрения рантье, рентабельность экономики России составляет не минус, а плюс 400% – на 60 млрд. вложенных трудовых усилий приходится 240 млрд. ежегодного дохода.
Регрессивное воздействие ренты на экономическую мотивацию хозяйствующих субъектов отмечал еще Адам Смит. Дело в том, что рента входит в состав цены продукта иным образом, чем заработная плата и прибыль.
Высокая или низкая заработная плата и прибыль на капитал являются причиной высокой или низкой цены продукта. Размер ренты на конечную цену продукта не влияет, а наоборот – зависит от этой цены. Чем выше цена продажи, тем больше размер ренты.
Рост капитальных вложений и затрат на разведку даже при сохранении объема прибыли снижает доходы рантье (размер ренты). Отсюда следует, что рентная экономика формирует прямо противоположную предпринимательской мотивацию рентодержателей – осознанное стремление к занижению заработной платы и прибыли на капитал, а также к выводу ликвидности из оборота предприятия (вывоз капитала и тезаврация).
Как пример можно привести данные Минфина за 2003 год о распределении выручки от нефтяной отрасли. Доходы нефтяников в прошлом году составили примерно 1,5 трлн. рублей, а чистая прибыль – около 350 млрд. рублей, что в 2,5 раза превысило размер капитальных вложений.
Иначе говоря, почти 12 млрд. долларов не нашли производительного применения внутри страны. Основная их часть либо ушла в офшоры, либо была выплачена в виде дивидендов. И это только официальные данные, без учета теневых доходов – денег, выведенных из-под налогообложения.

Системный сбой экономики

Именно рентный характер российской экономики формирует ее основные системные риски: это вывоз капитала, сырьевая направленность, теневой сектор экономики, криминализация, короткий прогнозный горизонт, низкая капитализация и хроническая недоинвестированность…Итогом доминирования рентных интересов становится стагнация и регресс политико-экономической системы страны. А основной смысл предпринимательства (создание новых стоимостей) деформируется в «перехват» ренты у более слабых конкурентов. Иначе говоря, перманентный передел ресурсов.
…Очевидно, что проблема требует системного решения по изменению мотивационного механизма в экономике. Основой такого решения должен стать тезис о том, что частная собственность формируется за счет результатов деятельности человека, а общественная – за счет ресурсов, возникших под воздействием природного фактора без участия человека.
Чисто с медицинской точки зрения необходимо разделить получателей ренты и предпринимательского дохода, разделить эти принципиально разные доходы. Здесь трудно не согласиться с Джозефом Штиглицем, который выступает за безусловную реституцию природной ренты.
По Конституции собственником недр у нас является государство. Изъятие природной ренты (собственности государства) означает, помимо всего прочего, прекращение прямых дотаций сырьевым компаниям. Норма прибыли в сырьевом бизнесе не должна многократно превышать прибыль в других сферах предпринимательской деятельности.
Дело вовсе не в том, что государство лучше частника распорядится дармовым инвестиционным ресурсом. Вполне возможно, что государство распорядится этим ресурсом даже хуже. Суть решения проблемы не в реституции, а в выравнивании конкурентной среды. В противном случае Россия окончательно превратится в сырьевой придаток развитых экономик.»

«Деловые люди» , (№ 164, ноябрь 2004)
http://flb.ru/info/0.html
Леонид Крутаков, президент Фонда общественно-гражданских инициатив
27.01.2005